Остров яблок - [46]

– Нет, конечно. Они не виноваты, что их дурят. Я не беспокоюсь о государственных идеях. Но люди…

– А что люди? Вы говорите, придут китайцы. Разве они станут так издеваться над людьми, как издевается собственное правительство? Разве что работать заставят. Зато смысл появится… Хоть убейте, Евгений Михайлович, но я не патриот, мне всё равно, как называются страны – Чина, Раша, Джапан.

– Вижу-вижу, ты уже успел усвоить такую снисходительную манеру думать о народах как о детях. Ну конечно, они дерутся. Витя дёргает Свету за косички, а Валерка отобрал у Анечки куклу. Сами подрались, сами и помирятся, да? Зачем взрослым лезть… Ты ведь особенный, правильно. Вы особенные – ты и Калинин. Что вам разборки в песочнице? Только ты не заметил, Коля, что Калинин забрал у этих детишек ножички. Он ушёл, всё бросил, ушёл на этот самый остров, хотя не верится. Гипотеза твоя слабая… слишком поэтично, чтобы быть правдой. Но – забрал! Чтобы не порезались! А ты? Что должен сделать ты? У них, у детишек, ещё вон сколько всего осталось. Пузырьки с ядами, провода с током, иголки, петарды. Ну, подумай!

– Отобрал, говорите, ножички? Конечно. И теперь они срочно перебирают остальные игрушки, ищут, что бы там найти острого, колкого… Убрал одну проблему, обострил десять других.

Профессор Зеленцов вдруг вспомнил про свою сумку. Схватился за неё, стал расстёгивать молнию.

– Коля, как же я забыл? Ведь я привёз… Достал…

– Неужели?

– Да. Вот, сейчас... Я ведь больше всего из-за этого. Не вербовать же я тебя приехал.

Зеленцов достал толстую, тяжёлую пластиковую папку.

– Ксерокопии. На обратной стороне – перевод. Сам понимаешь, оригинал достать невозможно. Он сейчас в Германии, выставлен на аукцион... Всю коллекцию Ивана Грозного распотрошили…

– И это тоже вам помог волшебный гебешник Овчарук?

– Не Овчарук, Овченков. И не гебешник он. Это президентская служба, занимающаяся прогнозированием. Да, некоторые методы они унаследовали, не без этого. Тем не менее, хоть ты и не любишь слова «патриотизм»…

Николай вынул листы из папки, положил на столик у окна каюты, сдвинув в сторону нетронутые сэндвичи.

– Вы пока закусите, профессор. А я почитаю.

– И то правда. Конечно, не с моими зубами такое грызть, но я попробую. – Зеленцов занялся бутербродом. – А ты точно не будешь есть? Совсем бросил, или как?..

Листы формата А4, штук триста. Серые наплывы по краям – толстая книга плохо прилегала к стеклу копира, засветилась. Греческие буквы, рисунки в античном стиле. На обратной стороне – рукописный перевод, на каждой странице, на всех трёхстах. «Когда только успели?»

«Возвращаясь в пределы милой мне Скифии, несу я с собой сокровище – знания и обычаи великой Эллады. Речи Солона звучат в моих ушах, медные тимпаны звенят, славя Матерь Богов. Но мне не суждено обуздать суровые нравы моих соплеменников, и брат мой станет мне врагом. Смерть ждёт меня в Гилее, лежащей подле Ахиллесова ристалища, среди густых лесов, на равнинах страны, ради которой отправился я в путь за мудростью. Искал мудрость, а обрету смерть, ибо такова судьба всех смертных, что жили до меня, и всех, кто будет жить после. Но не услышите вы из моих уст ропота и проклятий. Это удел низких людей, которых довольно и среди киммерийцев, и среди тавров, и среди андрофагов, и в Афинах довольно. Не бежать позади плоти своей, боящейся холода и лишений, но возвышаться над ней, стремясь к Вечности…»

– Евгений Михайлович, я как-то упустил. Мы всё о политике с вами. Хотел спросить… Про Надю... Вы наверняка знаете.

Профессор отложил растерзанный бутерброд.

– Лучше бы и не знать, Коленька.

– Я так и думал. Мишка Заботин, да?

– Да. Ты не суди её, она женщина, ей не хотелось оставаться одной… Да ты и сам сказал – не сообщать ничего.

– Эх, профессор. Не о том… Какой тут суд… Так, прикинул, сколько я стою. Получилось – меньше месяца. Вот… А вы говорите – страна, патриотизм, ножики у детей отобрать. А они свои реликвии продают с аукциона… И ждать не способны, это вам не Пенелопа. Ладно, хрен с ним, как говорится. Только плохо будет, если теперь её возьмут для давления на меня. Они могут.

– Нет, что ты. Об этом речи нет. Заботина, кстати, сразу после Камчатки выгнали из спецслужбы.

– Вот как?.. Не справился? А он старался. Спирт его подвёл. Если бы не валялся на раскладушке в те дни, разобрался бы…

– Да ты не думай, Коля, про это. Ты молод, всё ещё будет у тебя. Читай, читай дальше свою книгу.

– Тут нечего читать, Евгений Михайлович.

– Как? А зачем же просил?

– Это не та книга.

– Клянусь тебе, Коля…

– Смотрите. На первой странице вот это посвящение. А на второй рисунок.

– Ну, рисунок, яблоко нарисовано. И что?

– А под ним надпись. Читайте. «Ventus custodit». Это латынь. В шестом веке до нашей эры не было латыни. Липу вам подсунули.

Профессор открыл рот, но возразить Николаю не успел. Дверь в каюту неожиданно влетела внутрь, не распахнулась, а именно – влетела, сорванная с петель. За ней влетели люди в пятнистой военной форме. Один сбил с ног Зеленцова и прижал его к полу, наступив на шею. Второй сделал то же самое с Николаем – ударил прикладом, опрокинул, страшно крикнул: «Лежать, мля, не двигаться!»