Остров вечного лета - [49]

Надпись, сохранившаяся на Зеркальной стене, повествует о пятистах «золотистых фигурах». Увы, вездесущее выветривание не пощадило большинства изображений, и из пятисот чудом уцелело лишь двадцать одно. Вер это портреты женщин в причудливых головных уборах и прическах, с прикрытыми прозрачной тканью или затянутыми в лифы бюстами и обнаженными, как и у современных сингалок, талиями, лишь еще более тонкими и изящными. Многие лица в три четверти поворота, некоторые в профиль. В украшенных браслетами руках у хозяек преимущественно цветы, у более темнокожих служанок — вазы с фруктами. Любопытно, что в лифы затянуты только служанки — видимо хождение с полуобнаженной грудью было привилегией госпож. Ниже талии все фигуры декорированы в красноватые или пестрые ткани, но изображений ног нет: женщины показаны возникающими из облаков. Чувственные губы, тонкие пальцы и застывшие в лебединых изгибах, танцующие руки. Дыхание древнего совершенства, беседа с безыменными гениями незапамятной эпохи…

Об этих фресках существует целая литература. Немало дебатировался вопрос, кто на них изображен: придворные ли дамы Касьяпы, небесные ли феи, решившие осыпать землю цветами? Были исследователи, склонные видеть тут собравшихся купаться красавиц; другие подмечали у некоторых фигур черты молитвенного и даже траурного настроения.

Немало сопоставлялись фрески Сигирии с аналогичными шедеврами Индии — с сокровищами Аджанты, и Сигирия не терпела поражения в этом соревновании.

Еще один карнизный подъем, и мы выходим на обширную горизонтальную ступень. У выхода на нее приютился даже киоск, торгующий водами и сувенирами. Склоны выше становятся более пологими, и уже начинает чувствоваться близость вершины. Но подъем к ней с этой цельнокаменной террасы идет еще крутыми лестницами, и первая из них начинается между изваяниями огромных когтистых лап. Что это за лапы?

Оказывается, весь фасад скалы, вздымающийся над этой террасой, был превращен в исполинский горельеф, изображающий лежащего льва анфас. Поэтому «Сигирия» и означает «Львиная скала» — злодей Касьяпа уважал символ сингальской нации.

Сфинксообразная голова обрушилась, а лапы остались, и даже они позволяют без особого напряжения вообразить былое величие этой верхней части Сигирийской скалы.

Над крутой лестницей тропа утрачивает карнизный характер. Можно шагать по отдельным вмятинам и выщерблинам в гнейсе. Вдоль всей полосы вмятин укреплены железные перильца.

Еще несколько ступенек крутой лестницы, и мы на верхнем плато, немногим больше гектара площадью. Теряешься и не знаешь, на что смотреть: то ли на руины дворца и купален, действительно взгромоздившихся на самый верх Сигирии, то ли на безграничные горизонты. Ведь тут интересны и формы погружения последних кряжей Наклз в Северную равнину и простор сухотропических джунглей, видимый отсюда вплоть до гигантских дагоб Анурадхапуры вперемежку лишь с широко расплескавшимися зеркалами водохранилищ.

Резервуары и цистерны, дренажные желоба и каналы, жилые помещения и будки для часовых — все это реально существовало во имя обеспечения безопасности коронованного изверга. Вот уж поистине осуществление детской сказки о тридевятом заморском царстве со злым королем… Легенды и летописи повествуют немало интересного о Сигирийской трагедии: у красавца Касьяпы был уродливо некрасивый, но мудрый и храбрый брат Моггаллана. Он скрывался от «любящего» братца в Индии, собрал войско и решил отомстить Касьяпе за смерть отца. Решающий бой сложился невыгодно для Касьяпы, и злодей закололся саблей.

С горечью покидаем страшный утес — так хочется побыть на нем дольше, полнее перечувствовать все эти бури истории, все это величие и парадоксальность сочетаний: крайностей деспотии и вершин красоты…

Сигирийская трапеция отражается в зеркальном водохранилище и, удвоенная, становится еще фантастичнее— теперь она нам больше не кажется маленькой. Она сама встает исполинским замком, крепостью. «Монумент преступлению», «веха истории»… — звучат слова гида. Но прежде всего — сокровищница красоты, неумирающей, вечной, которой нельзя забыть.

ОБЕЗЬЯНИЙ РАЙ

Прямой лентой пролегло шоссе сквозь сухотропические джунгли Северной равнины. Дорогу обступает густейший лес, невысокий, свеже-зеленый (зима для этих мест — влажный сезон). Забываешь, что ты на Цейлоне, — такие же густые и невысокие леса окружают поезд в горах между Армавиром и Туапсе. Но присмотришься— по веткам мечутся чьи-то буроватые тела. Обезьяны!

Тсамотсерама ужасно смешило, когда мы просили останавливать автобус для фотографирования — чего? — обезьян! (Впоследствии в Джафне он рассказывал это как анекдот.) Разве не показались бы нам чудными иноземные гости, удивляющиеся воробьям или собакам, да еще требующие остановить машину, чтобы полюбоваться ими, сфотографировать их? Но дальше мы и сами поняли, что обезьяны здесь не диво: нам начали попадаться деревья, увешанные буквально гроздьями макак.

Часто лес прерывается — мы мчимся вдоль привольных разливов. Недавнее наводнение вывело из берегов древние водохранилища севера. Немало стволов стоит по колено в воде. На нижние ветви, почти погруженные в воду, вылезли отдохнуть крупные черепахи.