Остров вечного лета - [19]

Конечно, плоды манго бывают не только хорошие, но и плохие, с почти тыквенным вкусом. Что ж, мало ли на свете, скажем, сортов яблок, и плохих и хороших.

Самодеятельный концерт продолжается и после ужина. У слепца-преподавателя из школы мистера Кингсли превосходный бас. Слепой сингал поет нам по-английски песни из репертуара Поля Робсона — в устах бронзовокожего цейлонца они приобретают новое и особое значение. Как замечательно перекрещиваются на этом острове влияния дальних культур!

На прощание и здесь нас просят спеть. Нам неловко: если в разных колледжах еще можно выступать с одним и тем же репертуаром, то сопровождающим нас хозяевам туристского клуба может и надоесть одна и та же «Катюша»…

— А не спеть ли что-нибудь старостуденческое?

Горьковский зоолог профессор Воронцов изъявляет полную готовность, мы запеваем, остальные подхватывают, и с новым смыслом звучит под небом Цейлона:

Из страны, страны далекой,

С Волги-матушки широкой,

Ради славного труда,

Ради вольности высокой

Собралися мы сюда…

Когда-то Языков сочинял это, чтобы русским студентам было что петь в Германии. А разве не от души поется и нам?

Вспомним горы, вспомним долы,

Наши нивы, наши села,

И в краю — краю чужом

Мы пируем пир веселый

И за Родину мы пьем…

Сингалам песня нравится. С неменьшим интересом слушают они «Эй, ухнем!» и даже подпевают, зная эту песню по пластинкам Шаляпина. А потом поют свою — на подобную же тему, с припевом «Ой-я!», изображающую, как рыбаки вытаскивают тяжелый невод.

Вечер окончен. Позади — огромный день, полный неисчислимых впечатлений. Писать дневник было некогда и негде. А попав в полночь в отель, где надо бы скорее в постель и спать, — как же удержаться и не начать заносить в тетрадку впечатления дня, хотя бы самые краткие?

Записи, перезарядка фотокассет — уже два часа ночи. А в семь утра надо вставать, и впереди новый день неисчерпаемых впечатлений и валящей с ног усталости.

ПЕРВАЯ ДАГОБА

Сразу за мостом Виктории через Келани-Гангу поворот вправо. Заезжаем к главному буддийскому храму Коломбо — к храму Келани. По значению это вроде кафедрального собора буддистов столицы.

Белые ограды, лестницы с белыми перилами и белоснежная арка с тремя входами — таково преддверие храма. Здесь мы оставляем свою обувь, ибо далее полагается ходить только босиком, как бы ни было горячо босым ногам ступать на раскаленные солнцем камни.

На верхней площадке — здание с колоннами и статуей сидящего Будды на фронтоне. Левее храма огромный фикус. Это священное дерево Бо, отпрыск того самого, доныне растущего в Индии, под которым испытал свое «просветление» Будда. А справа ослепительно белая, напоминающая колокол, дагоба — огромная, выше храма, и расположенная настолько близко к нему, что композиционно ансамбль проигрывает.

Дагобы — это буддийские святыни, воздвигаемые над чьими-либо мощами или иными священными реликвиями. Никакой полости внутри дагоб нет — колокола заполнены каменной кладкой. Дагобам молятся, им совершают приношения, подножия их усыпают цветами…

У дагобы Келани купол колокола широкий, осадистый. Низ украшен горизонтальным карнизом и плинтусами, верх — широкой квадратной призмой, которая служит основанием для высокого обелиска. Все снизу доверху — режущая взгляд белизна. Она, видимо, призвана обострять и усиливать религиозные настроения, символизируя «чистоту идеалов буддизма» и сама по себе должна действовать «очистительно».

В храме тяжелый аромат цветов плюмерий, во множестве принесенных сюда верующими. Среди торжественного мрака на центральной оси храма светится единственное пятно — там на фоне картины ярко освещенных вершин, восседает золоченая статуя Будды.

Справа отдельное помещение, занятое, с утратой всяких пропорций, колоссальной лежачей фигурой, тоже золоченой. Это спящий Будда, Будда, погруженный в Нирвану.

Отдельный зал — галерея картин. На них изображены различные притчи из истории буддизма вообще и на Цейлоне в особенности. Живопись, интересная главным образом по сюжетам. Это все новейшие стилизации под античные и средневековые образцы.

Тут можно видеть и картину пришествия на остров первого апостола буддизма Махинды, и сцену приема… сингальского посла голландцами. Последний сюжет имеет глубокий смысл.

В отличие от первых европейцев на Цейлоне — португальских захватчиков, которые огнем и мечом искореняли буддизм, — голландцы, сменившие их, вели более разумную политику религиозной терпимости и разрешили сингалам восстановить разрушенный португальцами древний храм Келани. Благодеяние, удостоившееся изображения на святой картине.

Буддизм — немалая политико-идеологическая сила на Цейлоне. Его проповедью смирения, пассивности, умиротворения умело пользовались колонизаторы. Британцев воспитание подобных чувств вполне устраивало. Народу же весьма импонируют такие принципы буддизма, как призывы к самосовершенствованию, как отсутствие запретов. Будда не запрещает, а только рекомендует. Суди сам, подвинешься ли ты к самосовершенствованию, если не последуешь рекомендации…

Нормы буддийской религии во многом определяют сегодня и морально-этические нормы поведения сингальской нации, существенно облегчают задачу государственного аппарата. Поэтому место, занимаемое религией в жизни цейлонцев, для нас непривычно велико. Ее преподают в школах, даже «отделенных от церкви», а кроме того, существуют специальные буддийские колледжи.