Остров вечного лета - [17]

Но каково нам, привыкшим к российским чаепитиям, ограничиваться такими порциями? То ли дело у самовара пить по шестому стакану? Эх, куда ни шло, попросим еще!

— Ай шуд ляйк уан моор тии (Я хотел бы еще раз чаю), — эту фразу мы произносили сначала стыдливо, а потом все увереннее и короче: — Плиз, моор тии (пожалуйста, еще чаю). — И принимавшие нас хозяева вскоре ИЛ уже привыкли, что русские гости выпивают в один присест втрое и вчетверо больше чаю, чем принято на Цейлоне.

Во время чая поднимается президент клуба Тсамотсерам и в энный раз представляет нашу делегацию и каждого из нас, а также благодарит руководителей колледжа за гостеприимство. Затем выступает директор — пожилой сингал в европейском костюме.

— Мы рады впервые видеть реальных советских людей. Мы слышали о вас и очень много и очень мало. Много неправды и мало правды. Одни рисовали нам вас ангелами с крылышками за плечами. Другие пугали нас тем, что вы — рогатые дьяволы с хвостами и копытами. Трудно передать, насколько мы рады видеть вас простыми живыми людьми, интересными собеседниками, а не держащими кинжалы в зубах бородатыми большевиками, изображения которых нам так часто показывали.

В этот момент мне, единственному в группе носившему небольшую бородку, невольно пришлось оказаться предметом всеобщего внимания: каждый с удовлетворением убеждался, что и у бородатого нет в зубах никакого кинжала.

Надо помнить, что нашему приезду предшествовало сорок лет ничем не ограниченной антисоветской пропаганды. Насколько же ценны и многозначительны эти слова доверия и дружбы, эти по-русски крепкие рукопожатия и по-индийски теплые приветствия ладонями, сложенными у груди килем вперед.

Красноярский профессор ботаники Леонид Михайлович Черепнин благодарит директора и преподавателей колледжа за приветствия, передает им привезенные нами подарки — советские альбомы, книги.

Обед-ленч окончен. Прощаемся с хозяевами и выходим во двор-сад. И тут на нас налетает буря. Гостей давно уже подкарауливала детвора, и на каждом из нас чуть не повисает целая гроздь черноголовых ребят. Нет числа блокнотам для автографов, просьбам оставить свой адрес, вручить сувенир.

Клянем себя, что не захватили с собой советских марок. Случайно оказавшиеся у меня при себе две марки осчастливили и сделали буквально героями дня двух шоколадных малышей с умными и озорными глазами. Значки и открытки, проспекты и листовки — все разбиралось нарасхват, а в ответ в наших руках оказывались самые неожиданные сувениры — запонки, ножички, статуэтки, пакетики с любовно подобранными цейлонскими марками, открытки с видами Цейлона. На многих открытках адреса, а на одной даже указание: «Мой день рождения такого-то февраля». Значит, мы пошлем своему корреспонденту сувенир ко дню его рождения.

Уезжаем, провожаемые приветственными криками нескольких сот голосов. Мы и не думали, что эта встреча в колледже будет такой интересной.

ЖЕНСКИЙ КОЛЛЕДЖ

А куда мы едем теперь? Что? Еще в один колледж? Зачем же сразу во второй? Поедемте лучше в музей или на выставку… Мистер Тсамотсерам неумолим. Программа есть программа, нам нужно ехать куда-то далеко, там нас ждут. Единственное обещанное нам разнообразие, что ожидающий нас колледж — женский.

Утомленные впечатлениями дня и жарой, подъезжаем к просторному парку. Он весь убран гирляндами и флажками— значит, нас действительно ждали. Но уже с самого начала многое оказывается по-новому. Детей нет, они все на занятиях. Нас встречает только небольшая группа преподавательниц, одетых в длинные сари.

В классах мы видим, как смуглые каштаново-коричневые черноглазые девушки и девочки в белых платьях изучают то математику, то географию, то пение. Урок танца — десять минут высокого эстетического наслаждения: словно прирожденно плавны и величавы эти девочки-лебеди, девочки-статуи древних богинь. Но нам показывают и всю лабораторию этой балетной дрессировки: как отрабатывается движение за движением, как впитывается, входит в плоть и в кровь ощущение ритма, чувство самоконтроля, дивная умеренность, достоинство, спокойная уверенность в совершенстве исполняемого…

Девочкам аккомпанирует сидящий на полу сингал-барабанщик. У него продолговатый горизонтально положенный барабан, похожий на бочонок. Дирижируя левой, не поджатой под себя ногой, он бойко настукивает руками в оба вертикальных днища, дважды скошенные к стенкам цилиндра и рождающие поэтому разными своими скосами три разных ноты, вроде до-ми-соль. И все же главным остается ритм, острый, причудливый, кажется, неповторимый с его преткновениями и нагромождениями.

Преподавательница останавливает музыканта и просит его и девочек повторить фигуру. Барабанщик с буквальной точностью воспроизводит головоломный ритм, а ученицы, оказывается, различают тончайшие нюансы в сменах этих ритмических комбинаций.

Казалось, что может быть примитивнее барабана? И вот перед нами виртуоз, подлинный артист-барабанщик. Своим мастерством он даже мешал нам любоваться танцующими — хотелось смотреть и на его эквилибристическую технику, на его пальцы, быстрые как у пианиста, на его вдохновенное лицо и дирижерский такт.