Остров в степи - [36]

Далеко в степи стоял, опираясь на посох, пастух-чабан. Пастушья овчарка хлопотала возле стада — проверяла норы разбойника-лисовина.

А пушистые, как тюки ваты, овечки-мериносы мирно паслись в душистых травах.

Шутка родился возле овец, прожил с ними всю жизнь и состарился. А теперь он уже два года жил с собаками на псарне.

Ему не приходилось больше целыми днями загонять и считать овечек.

Не нужно было трудить старые лапы в бесконечных переходах, дрожать в непогоду и в бурю.

Он жил на пенсии.

У него было теплое гнездо под крыльцом флигелька, и единственной его обязанностью было ходить ежедневно в поселок за хозяйской газетой.

Щенки в замешательстве сели рядком.

Это было вовсе нетрудно.

Положительно, Шутка к старости заработал отличную жизнь и покой!

И все-таки, если бы Шутка мог немножко меньше слушаться своего хозяина, тут же на месте он положил бы в пыль газету и свернул бы от сытой, спокойной жизни туда, к пастухам, к овечкам, к тревогам и бурям.

Но газета…

Шутка отфыркнул из ноздрей воспоминания молодости. Собаки не умеют вздыхать. Он продолжал свой путь.

Неожиданный шум и задорные голоса в полыни у дороги собрали суровые морщины на Шуткином лбу.

Что за непорядки? Этого никогда здесь не было. Удивительно, что это сегодня за несуразный день!

Детские голоса рычали, захлебывались, лаяли. Кутерьма в траве заваривалась все веселей.

На край дороги, под самым Шуткиным носом, выбежали четыре мордастых щенка.

При виде нахмуренного Шутки веселье сразу потухло, а щенки в замешательстве сели рядком.

Шутка подошел, опасный, как плетка.

Во-первых, что это за шум и беготня в рабочее время? Потом, кто им позволил убегать так далеко от сарая в степь? И вообще, как они себя держат со своим дедушкой?

Щенки опрокинулись на спины, задрыгали ногами, извинялись.

Шутка строго обнюхал каждого. Придраться было не к чему, а лежачего не бьют.

Через минуту щенки увивались и целовали его в морду. И вдруг один сорванец дернул зубами газету.

Газету! Газету, которую Шутке доверил его хозяин!

Шутка рявкнул, как гром. Газета упала на траву. Негодный щенок захлебывался от плача, потирая лапой прокушенное ухо.

Теперь он будет знать, как надо обращаться с хозяйскими вещами.

Шутка вернулся к газете и…. остолбенел.

Газета пропала.

Вдалеке, почти у самого крыльца сторожки, неслись три мордастых белокурых щенка. Они прыгали, подбрасывали в воздух и разносили на клочки то, что было священной хозяйской газетой…

Хозяин не кричал и не отколотил Шутки.

Он с отвращением оттолкнул его ногой, когда Шутка подполз к нему по земле. Он не дал ему болтушки с отрубями и кусочка брюшины.

Он сказал:

— Пошел ты от меня вон, старый, ни на что не годный бездельник! Я сам теперь буду ездить на велосипеде в институт за газетой.

— Ты напрасно с ним так, товарищ Боровский, — заступился за Шутку чабан, зашедший на псарню. — Это пес трудовой. Это — Шутый, собака Шевченки. Такого, как он, на всей псарне не выбрать. Помню, нас, чабанов, он не раз выручал из беды. Однажды на пожаре, спасая овечек, он так обгорел, что целый месяц приезжал к нему в степь из поселка ветеринар, мазал мазью и перевязывал Шуткины лапы и морду.

— Знаю, пес неплохой. А сегодня старик осрамился, газету мою в клочки изорвали. Ну, пошел, убирайся к себе под крыльцо.

Ветер дул от овечьих сараев.

Шутка лег под крыльцо, поймал ноздрями знакомые запахи. Опустил на лапы голову и задремал.

Атагаса Шевченко и тогда уже называли «пивтора дидку». Свой полный трудовой век отработал чабан да еще прихватил половину чужого века.

Вот и выходило один с половиной дедовых века: полтора — деда — дидку.

Молодые чабаны удивлялись, откуда у старого деда такая прыть. Никто не мог угоняться за ним на степи.

Легконогий, бежал он за Шуткой к новорожденному ягненку. Нес на плечах больную овечку к далеким сараям. И, распевая, помахивал посохом — герлыгой — долгий летний день.

— Вот наш дидко, так дидко! Богатырь — не чабан. Ему бы над войском воеводить, а он в чабанах век коротает.

Все любили и уважали деда Шевченко. Но больше всех любил его верный помощник и друг — овечья собака Шутый.

Шутка тогда был совсем молодым. Он был самой огромной овчаркой во всей Мелитопольщине. И так ревностно и умело сторожил он свое стадо, что в отаре Шевченки никогда не случалось пропаж и потерь.

Однажды отара паслась далеко от сарая в пяти-шести километрах от залива Сиваш.

Шевченко лежал на земле и глядел в синее небо, а Шутка лежал и глядел на хозяина.

Далеко в углу неба наплывало какое-то облачко.

Вдруг Шевченко поднялся с земли и с необычной для пего торопливостью стал натягивать полушубок.

Шутка тоже вскочил. Обежал вокруг стада, сбил овечек в кучу и взглянул на Шевченку.

Хозяин велел поворачивать домой. Он так торопился, что ронял свою палку. Волнение его сообщилось собаке.

Она сильно толкнула вперед вожака, козла с бубенцом — тронкой — на шее. Козел замешкался было. Шутка дернул его за штаны. Цап — козел — побежал, громыхая своим бубенцокр За цапом пошло стадо.

Не успели они отойти и версту, как маленькое облачко разрослось в огромную тучу.

Горько-соленый ветер примчался от Сиваша и затрепал полушубок у человека и белые космы собаки.