Остров в степи - [33]

Ночью, когда грабители утихомирились и заснули, я слышу: ко мне тихонько стучит кто-то. Вышел — Трохимка с Семеном Иванычем.

— Дядько! — шепчет. — Помоги нам, мы хотим зеброидов перевести подальше. В старый лошадиный сарай, который мы хотели на топливо ломать для водокачки.

— Да как же, — говорю, — мы переведем? Ведь они убьют нас, бандиты, если заметят.

— А мы кругом. Я уж отвел Фрегата и Мотылька. Они пьяные, спят крепко.

И Семен Иваныч просит:

— Пожалуйста, уж помогите. Ведь это же преступление будет, если мы не отстоим таких ценных животных.

Ну, делать нечего, надо было итти. Мне и самому они, небось, не чужие были, зеброиды. Собрался я и пошел с ними в торпанник. Стали мы, крадучись в темноте, переводить наших коньков в сарай. Приведем три штуки, подтянем им морды повыше, чтобы не дрались да не лаяли, и за новыми отправляемся.

За ночь всех перевели. Сначала боялись мы страшно. А потом увидели, что бандиты наши, правда, пьяные, спят без задних ног. Мы даже так осмелели, что отвезли в сарай воз сена и остатки Трохимкина овса.

Наутро беляки, как только проснулись, пошли в конюшню. Выбрали себе лошадей самых лучших под верх, потом направились к нам, в торпанник. Офицер, как вошел, так сразу и закричал:

— Это что такое? Почему станки пустые?

У меня все замерло внутри. Семен Иваныч открыл было рот, хотел что-то сказать, но его перебил Трохимка:

— У нас тут стояли дикие лошади, только их забрали. Приехали вот такие же, как вы, и увели.

Офицер как подпрыгнет!

— Как ты смеешь говорить мне такое? Запорю, мерзавец!

Мы с Семеном Иванычем стали просить его, сказали, что Трохимка от природы глупый и не разбирает, что к чему. Офицер похорохорился немного, потом стукнул Трохимку но башке и вышел.

К вечеру бандиты все уехали от нас. Трохимка на радостях прыгал, как ошалелый зебренок на лугу.

— Ага! Что, что? — кричал он нам с Семеном Иваны чем. — Кабы не перевели, шиш бы у нас теперь остались зеброиды.

VI

Подошла осень. У нас уж месяца два никого не было А тут дожди выпали сильные. В степи развезло грязи по пояс. Еще по траве кой-где можно ехать. А уж если чуть свернул на дорогу — крышка, ни за что не вылезешь.

Мы сидим у себя в поселке и радуемся: уж по такой-то, мол, хляби к нам никто не доберется. Трохимка даже хотел переводить зеброидов обратно в торпанник.

Вдруг — на тебе! И грязь не спасла. Как-то после дождя мы вышли наружу, смотрим — по дороге к нам отряд двигается. Здоровый, человек двести. Половина верхом, половина в телегах. Сзади плетутся две пушки большущих. В них лошадей по двадцать запряжено, и то еле-еле тащат.

Не знаю уж, кто они такие были: махновцы ли, морозовцы или какие другие жулики. Тут их, этих банд, тогда развелось бессчетное число. Ну, только были они все, как один, пьяные и кругом обвешаны оружием да патронами.

Атаман ихний ехал вразвалку на поповском тарантасе. Был он маленький, дохлый, в очках, а морденка до того поганая — плюнуть, и то противно. Как только въехал, сейчас же призвал наших шесть человек.

— Ну, сказывайте: какие у вас запасы есть?

— Да какие же у нас запасы? Нет у нас ничего. Все уж забрали ваши.

— Ага! Нет ничего? Ну, хорошо! Через два часа чтоб мне был приготовлен обед па весь отряд. Слышите? Да чтобы хороший, иначе камня на камне от вас не оставлю.

— Помилуйте, ваше… не знаем, как величать вас. Из чего же мы приготовим, если у нас нет ничего?

— Ага! Не приготовите? Ну, хорошо. Тогда мы из вас самих щи сварим. А какие пожирнее, из тех котлет нажарим. Поняли? Мы — народ веселый.

Наши сперва думали — он шутит. Смотрят — нет, тут, видно, не до шуток. Лицо у атамана перекосилось не то от смеха, не то от злобы. Он обернулся к своим помощникам, и скомандовал:

— Через полчаса, если не начнется приготовление обеда, расстрелять десять человек и отдать их кашеварам: пусть сварят хороший обед.

— Слушаемся, батько! — заорали пьяные бандиты.

Делать нечего. Пришлось нам зарезать породистую краснонемецкую корову и приготовить им обед. Они налопались, перепились еще больше и завалились спать. А наутро, как встали, начали хозяйничать.

Ну, хозяйничали они так же, как и те, первые, еще почище даже. Досталось всем. И зверям, и птице, и овцам, и крупному скоту. Про это я вам рассказывать не буду. Только вот что мы заметили: куда бы они ни пришли, везде они были, как у себя дома. Как будто они заранее знали, и где что находится, и как его взять. То ли уж они дошлые такие были, то ли среди нас, правда, завелись гады, которые им все рассказывали.

Явились они и к нам, в торпанник. Пришли — спрашивают:

— А ну, покажите, где у вас тут знаменитые зеброиды.

Мы было так же, как раньше:

— Нету их, увели. Видите, станки пустые.

Они, подлецы, смеются:

— А до сарая этого далеко, куда вы их спрятали? Ну-ка, проведите нас.

Семен Иваныч побелел, как стена, губы у него затряслись.

— Господа-граждане! — говорит. — Лошадки эти нужны для науки. Мы положили страшно много трудов, чтобы их вывести. А вам они не нужны. Вы лучше возьмите в зеленой конюшне лошадей. У нас там еще остались хорошие кони.

— В зеленой, говорите? А ну, покажите.

Повели мы их в зеленую конюшню. Они забрали там всех лучших лошадей, а своих, дохлых, бросили.