Остров в огне - [8]

Ширина острова не столь велика — сто десять, иногда даже всего сорок километров. Из-за неправильной вытянутой формы с небольшим изгибом на северо-западе испанские географы прозвали Кубу «птичьим языком».

Наконец, поверхность Кубы, если считать и остров Пинос, — примерно 110,9 квадратных километров, то есть по площади она больше Португалии и занимает немногим менее четверти площади Испании.

Население ее составляют более полутора миллионов жителей, включая и шестьдесят тысяч китайских кули[33]. После весьма запоздалой отмены рабства[34] они за гроши и почти на тех же условиях выполняют работу прежних рабов.

Там до сих пор существует глупая, мерзкая традиция, о которой говорят как о «превратном отношении к цвету кожи». За этими неуклюже завуалированными словами кроется отвращение, презрение со стороны белых по отношению не только к черным, но и к людям смешанных кровей.

Вот яркий пример. Всякий, кто не принадлежит к белой расе, каким бы богатым, почтенным и уважаемым среди своих он ни был, не имеет права проехать верхом на лошади или в экипаже по большому бульвару, где прогуливается светское общество Кубы! И конечно, такой запрет, если уж он касается даже столь незначительных вещей, еще более строго действует, когда речь идет о дружеских связях между людьми и в особенности о браках.

Мало того, этот дурацкий предрассудок разделяют официальные круги и правительство метрополии. Всякий, кто имеет хоть несколько капель черной крови, будь у него кожа белее, чем у самого белого из белых, ни в коем случае не допускается к исполнению официальных обязанностей. Самый достойный человек «из таких» никогда не сможет стать ни пехотным или морским офицером, ни судьей, ни преподавателем, ни правительственным чиновником.

Этот поражающий кретинизмом обычай, без сомнения, — последствие рабства. Он возник в день, когда негра, изгоя колониальной цивилизации, привезли на острова, те, что благодаря его труду должны были стать краем изобилия. Негров превратили в скот, предназначенный для выполнения самых тяжелых работ под свист хозяйского кнута.

Презрение, с коим к ним относились, распространялось и на потомков, даже на тех, кто обрел свободу, кто стал в результате ряда брачных и внебрачных связей почти белым. Ничто пока не изменилось.

Вот еще один пример. Офицер французского флота, очень порядочный и умный человек, был родом с Мартиники и имел почти черный цвет кожи. В 1885–1886 годах он служил капитан-лейтенантом на одном первоклассном крейсере.

Однажды этот корабль на несколько недель застрял на рейде в Гаване. Естественно, офицеры-французы во время стоянки не раз сходили на берег, где посещали открытые для иностранцев увеселительные заведения. Особенно полюбилось им кафе, принадлежавшее, кстати, одному из их соотечественников.

В первый раз, когда они явились вместе с коллегой — капитаном-лейтенантом, все местные завсегдатаи при виде негра в форме морского офицера встали и ушли. Так же поступали они в следующие дни при появлении наших моряков с черным. Наконец владелец, отозвав в сторонку одного из белокожих, чтобы поговорить с глазу на глаз, сказал: «Господин, я француз, и мне этот предрассудок, из-за чего жители Гаваны не хотят общаться с цветными, кажется чудовищным. Но ведь я коммерсант и должен вам признаться: приводя с собой цветного, вы отпугиваете мою клиентуру. Поэтому умоляю вас: будьте любезны, попросите вашего уважаемого сослуживца больше не показываться здесь, а то я разорюсь».

Офицеры отнеслись к просьбе однозначно: из солидарности они ушли все, решив лучше никогда не посещать это общественное место, чем выполнять требования, недостойные и оскорбительные для культурного человека.

Подобные факты, недоступные пониманию воспитанных на идее равенства французов, нередко порождали непримиримую вражду и — как станет видно дальше — становились причиной кровавых драм.

Иного и ожидать было нельзя. Кубинцы, чья кровь волею судеб смешалась с кровью чернокожих, — народ мягкий, чувствительный, гуманный, честный, добрый и склонный к благородству. Но в кубинце слились воедино достоинства и недостатки обеих рас. Он способен и глубоко ненавидеть, и беспредельно любить. Привязанность его столь же сильна, сколь безудержно злобное неприятие.

И не стоит заблуждаться. Куба живет так, как жили когда-то наши колонии. Людей со смешанной кровью тут, вне сомнения, больше, чем белых, хотя официальные документы и говорят об обратном. Расизм процветает во всех здешних поселениях, но особенно он дает о себе знать в Гаване. У белых прямо-таки нюх на тех, у кого «голубая кровь» хоть слегка подпорчена черной.

Фрикет, конечно, никак не могла понять, почему даже вполне порядочные люди столь ограниченны, и смело выступала за полное равенство.

За неделю до получения таинственной записки, где речь шла о полковнике Карлосе и его сестре, Долорес в нескольких словах и довольно невразумительно поведала Фрикет о причине жгучей ненависти сеньора Агилара-и-Вега:

— У меня и Карлоса один отец, но разные матери. Моя мама белой расы, а мать Карлоса, хотя и такая же белая, как и мы с вами, — квартеронка