Остров в огне - [4]

Часа через два повозка подъехала к железнодорожному военному составу, который должен был отправиться в Гавану.

О том, что полковник Карлос Вальенте тяжело ранен и захвачен в плен, знали уже многие. Некоторым было известно и то, что полковник вместе со своей сестрой Долорес, тоже пролившей кровь в бою, должны приехать этим поездом. Поэтому на перроне собралось полно народу. Никакой враждебности не ощущалось.

Конечно не все главари испанцев хорошо обращались с пленными: превышая власть, отказываясь признавать военнослужащими, их казнили без суда и следствия. Но солдаты в большинстве своем обходились вполне терпимо с теми, кто в ходе боев попадал к ним в руки. Впрочем, пример показали командиры повстанцев, которые по отношению к раненым и пленным вели себя поистине благородно.

Неудивительно поэтому, что брата с сестрой доставили в госпиталь без всяких происшествий. Главный врач ни в чем не усомнился, полностью доверяя полковнику Агилару-и-Вега. Уход за ранеными он поручил Фрикет.

Состояние Карлоса Вальенте казалось безнадежным. Но Фрикет решила во что бы то ни стало вылечить его. Бесконечно тронутая заботой француженки, Долорес осыпала ее словами благодарности. Это было, конечно, приятно Фрикет, и все же она попросила девушку замолчать — ведь разговаривать-то ей было вредно.

Прошедшая школу войны, Фрикет наложила повязки не хуже любого полевого хирурга. А потом, чувствуя, что безумно устала, легла в гамак. Отдохнуть ей, однако, не удалось — вскоре кто-то постучал в дверь. Это оказался санитар.

— Мадемуазель, мужчина умер три часа тому назад.

— Мужчина? Какой мужчина? — спросила Фрикет, с трудом продирая глаза.

— Да тот, у которого желтая лихорадка. Военврач констатировал смерть… Если вы хотите осмотреть труп, идите скорее… А то ведь хоронят сразу — боятся заразы.

— А, да-да! Спасибо! Сейчас приду в прозекторскую[14].

Фрикет сутками ухаживала за больными и ранеными. Но этого ей казалось мало. Она мечтала еще воплотить в жизнь один грандиозный и очень рискованный план. Как ни велика была опасность заразиться, девушка с головой ушла в исследование возбудителя желтой лихорадки. Научившись его выделять, она стала выращивать ослабленную культуру[15], чтобы создать препарат для профилактики и лечения болезни, от которой в Европе гибли тысячами.

На побережье Кубы вымирали целые деревни. Особенно недуг был страшен для европейцев, еще не привыкших к местному климату.

Болезнь действительно ужасна: несчастные умирают в страшных муках. Дикая головная боль, непереносимая ломота в пояснице, жуткая рвота, желтоватые пятна на коже — и вот уже все: лихорадка за несколько дней, а то и часов совершает подлое дело.

Кое-каких результатов Фрикет уже добилась. Казалось, что ей, ученице великого Пастера[16], вот-вот удастся подарить человечеству средство от болезни, какое столь долго и столь безуспешно искали ученые. При мысли, что это открытие сделает француженка и вся слава достанется горячо любимой родине, у нее кружилась голова.

Фрикет не щадила себя: она могла заразиться в любой момент, когда, вдыхая тошнотворные миазмы, делала вскрытия, посевы на питательную среду, прививки. Под тяжестью выполняемых ею работ мог сломиться сильный и закаленный мужчина.

Накануне вечером в госпиталь доставили матроса, который заболел при разгрузке корабля в порту. Фрикет лишь мельком глянула на него. И вот уже сообщение о смерти.

Войдя в прозекторскую, она увидела на мраморном столе труп мужчины в брюках и рубахе из грубого полотна. Накинув халат, Фрикет взяла скальпель, разорвала рубаху, захватила пальцами кожу на груди и сделала надрез. Боже! Ей показалось, что холодное, покрытое зловещими желтыми пятнами тело шевельнулось. Не может быть. Жив? Боже мой! А вдруг это так? И ведь верно. Свершилось чудо. Мужчина явно подавал признаки жизни.

Фрикет схватила флакон с нашатырным спиртом и, открыв его, поднесла к носу несчастного. Бедолага оживал на глазах… Грудь начала вздыматься и опускаться. Из надреза пошла кровь… И вдруг, как от удара током, по всему телу пробежала судорога. Больной пытался приподняться, ему почти удалось сесть, хотя ноги по-прежнему лежали неподвижно на столе. От нашатырного спирта матрос стал безудержно чихать. И наконец заговорил с сильным провансальским акцентом:

— Qu’ès aco?

Происшествие выглядело столь трагично и невероятно, ужас обстановки так не вязался с обыденностью возвращения человека к жизни, что Фрикет не выдержала и громко рассмеялась:

— Да он же не умер!

— Еще чего, конечно, я не умер! Вот только в пузе у меня чего-то не так…

— Да ведь вы возвращаетесь издалека. У вас, дорогой мой, была желтая лихорадка.

— Да ну?.. И чо, я выкарабкался?

— Вроде, — ответила девушка, окончательно развеселившись от смачной речи воскресшего. — Вовремя вы одумались. Если бы я не занялась вскрытием, через часок лежать бы вам в земле сырой.

— Так чо, я в мертвецкой?

— Да.

— Неподходящий кубрик[17] для моряка из Прованса[18].

— Вы южанин?

— А как же, самый настоящий южанин. Вот только после двадцати пяти лет плавания говорить я стал не так. Когда я, Мариус-Альбан-Батист Кабуфиг, родом из Бандоль-сюрмер, что неподалеку от Тулона, когда я расскажу, что помер от желтой лихорадки… что меня разрезали… что меня рассекли на части, то мне скажут: «Ври, да не завирайся, хреновый тулонец!» Но раз я умер по ошибке, давай возвращай меня к живым!