Остров в огне - [23]

Он терпеть не мог ученье, предпочитая бродить по полям и лесам, наслаждаясь солнцем, пьянея от воздуха. Рано повзрослев, девочка решила, однако, что он должен получить такое же образование, как она. Добиться этого было нетрудно — она лишь сказала:

— Фу, Карлос, тебе не стыдно быть таким неучем?

Он тут же отказался от прогулок по лесам и саванне[72] и засел за книги.

Дону Маноэлю, презиравшему полукровок, даже в голову не приходило, что дети любят друг друга. Ему нравилось, что Карлос по-собачьи привязан к его дочери. Иногда он даже поощрял его, говоря:

— Прекрасно! Очень хорошо, мой мальчик!

Испанец будто поглаживал пса, приговаривая: «Славный… славный Медор!»

Очнулся дон Маноэль, лишь когда грянул гром.

Дети подросли. Кармен вот-вот должно было исполниться шестнадцать лет — она, по обычаям страны, достигла брачного возраста. Вокруг нее вился, конечно, рой поклонников, привлеченных умом, красотой и богатством девушки. Многие очень даже завидные женихи предлагали руку и сердце, но она упорно всех отвергала.

Среди претендентов оказался сын друга дона Маноэля, принадлежавший к тому же аристократическому обществу и не менее богатый, чем Агилары. Дон Маноэль считал его идеальным зятем. Но, к великому удивлению отца, Кармен отказала и этому юноше. Уговоры, ласки, угрозы, обещания, гневные слова — все впустую, все наталкивалось на упорное сопротивление дочери.

— Почему?.. Ну скажи же почему! — настойчиво вопрошал дон Маноэль. — Ты что, любишь кого-нибудь?

— Да, папа.

— И ты дала слово?

— Мы торжественно поклялись принадлежать друг другу… Даже смерть не нарушит этой клятвы: если один из нас умрет, другой последует за ним в могилу.

— Но кто же это?.. Я хочу знать, кто это.

— Вы скоро об этом узнаете, папа.

Дону Маноэлю и в голову не могло прийти, что речь шла о Карлосе. Полукровка… Почти негр… Правда, у него белая кожа! Ну и что?

Между тем Карлос после трех лет пребывания во Франции, где он совершенствовал знания, должен был вернуться на родину, где его ждала любимая.

Без тени сомнения он предстал перед чванливым плантатором. Тот, увидев соседа, подумал: «Жаль, что у этого юноши черная кровь! Он стал настоящим мужчиной».

Карлос, зная себе цену и веря во взаимную любовь, без лишних слов попросил у него руки дочери. Крайне удивленный, возмущенный, дон Маноэль внешне остался спокойным, хотя его переполняли презрение и отвращение. Испанцы умеют держать себя в руках при необходимых обстоятельствах.

После минутного молчания, огромным усилием заставив себя сдержаться, он почти ровным голосом ответил:

— Отдать Кармен… тебе?

— Да, конечно, мне… Мы с детства любим друг друга… Она согласна…

Дон Маноэль, собиравшийся вскочить в седло, держал в руках плетку. И тут он не выдержал, поднял руку и со всего размаха хлестнул Карлоса по лицу.

— Вот тебе мой ответ… Вот тебе, сын рабыни, несчастный черномазый!

На лице юноши выступила кровь. Он вскрикнул от боли. Но физическое страдание не шло ни в какое сравнение с душевными пытками: его оскорбили, разбили вдребезги мечту о счастье.

Вальенте-младший чуть не набросился на того, кто нанес ему столь тяжкий удар, растоптал, изничтожил его… Но Карлос сдержался: перед ним стоял отец любимой. Подавляя стыд, гнев, отчаяние, юноша произнес сдавленным голосом:

— Дон Маноэль, благодарите ангела, который спас вам жизнь и отвратил меня от преступления… Вы совершили подлость… Дай Бог, если когда-нибудь вы найдете себе оправдание!

Дон Маноэль дико засмеялся.

— Негр… супруг моей дочери!.. Господни Зозо!.. Хижина дяди Тома[73] у дона Маноэля Агилара-и-Вега… Вон, черномазый!.. И запомни: если ты еще появишься здесь, получишь пулю, как бешеная собака!

— Хорошо, мы встретимся… на расстоянии выстрела… Но только не здесь!.. Значит, я негр… Ладно, война так война. Тогда да здравствует война!

Карлос вернулся во «Франсию» и с полным хладнокровием рассказал отцу о происшедшем. Тот хотел немедленно отправиться к бывшему другу, чтобы отомстить за нанесенное сыну оскорбление. Карлос остановил его.

— Нет, отец, — сказал он твердо. — Мстить надо более высоко стоящим и не так. Я жертва гнусного предрассудка, порожденного спесивостью испанцев. Они не считают нас за людей, держат в страхе всю страну и возрождают, хоть и в иной форме, рабство… Вот с кем нужно сражаться беспрерывно, беспощадно ради свободы родины и ее граждан. Марти[74], Варона[75], Гомес, Масео, Рюлоф[76] недавно подняли восстание во имя свободной Кубы. Я пойду бороться в их рядах. Победа над угнетателями или смерть!

— Хорошо, сын! Ты будешь не один — я поеду с тобой.

— А Долорес?

Тут открылась дверь и раздался взволнованный голос:

— Долорес — дочь Сезара Вальенте… Сестра Карлоса… Она не расстанется ни с отцом, ни с братом!

— Ты, дитя мое?!

— Да, папа. Я все слышала… Мы рассчитаемся за тебя, Карлос… Если вы уедете, меня здесь ничто, кроме воспоминания о маме, не будет удерживать… Она была вам достойной супругой, а тебе, Карлос, заменила мать. Она бы одобрила меня.

— Пусть будет так, дорогая моя дочь!

И Вальенте отдал за полцены верховых и тягловых лошадей, оставив только трех лучших коней. Расплатился с прислугой. Распродал все, что мог. Взял ценные бумаги, фамильные драгоценности и передал их в революционный комитет.