Остров традиции - [19]

Шрифт
Интервал


Эту речь вместе с Профессором выслушала вошедшая без стука неумолимая и неминуемая Анна, и от этого триумф Конрада показался ещё более триумфальным.

– Вот так. Стоило мне отвлечься, и вы превысили лимит времени, – сказала Анна отцу. – Всё на сегодня.

– Да, что-то мы сегодня заболтались, – сверился Профессор с часами.

– А у вас сегодня гость, – поделился новостью Конрад.

Анна метнула на него испепеляющий взор, и он прикусил язык.

– Сосед. Зашёл за насосом, – объяснила Анна.


Утомлённый беседой, но с чувством исполненного долга Конрад вновь разлёгся. Жарынь несусветная, время сиесты.

Мухи дохнут в трясине варенья, мир их мушиному праху, земля им пухом, семь футов под килем, так их маму.

Пулемётами стрекочут цикады, глубоко удовлетворены пулемётчики. Свежее мясо удобряет истощённую почву.

Плазматические тела людей наполнены плазматическими мозгами, а те в свою очередь, – плазматическими маразматическими идеями.

Например, был такой Иисус Навин, ради превозможения супостатов догадавшийся остановить в небе солнце. Прям как сегодня.

Не любил Конрад Священное Писание из-за Иисуса Навина. Господу Саваофу потребовался массовый убийца и военный преступник, положивший тьмы своих и чужих, чтобы возблагоденствовал избранный народец.


Незваный гость, оказывается, ещё не ушёл. Похоже, ему во что бы то ни стало надо было познакомиться со Стефаном. У того пятна на теле уже поблёкли, но на ласковый оклик комиссара полиции он не отозвался и спешно затерялся в глубине сада. Не помогло и вмешательство Анны. Поручик развёл руками и продолжил любезничать с хозяйкой. Та за истекший час явно изменила своё первоначальное отношение к представителю власти и на прощанье даже пожала ему руку. Сие настороживало.


Когда Поручик вновь переступал через Конрада, тот спросил точно старого знакомого:

– Господин Поручик, когда меня арестуют?

– За что? – равнодушно переспросил Поручик.

– «Был бы фраер, статью подберём», – напомнил Конрад.

– А смысл? – ответил Поручик. – У тебя мания величия. На лесоповале толку от тебя как от балерины. И вообще – арест надо заслужить.

И сделал пару шагов к воротам, но потом медленно развернулся и поманил Конрада пальцем. Тот с готовностью повиновался.

– А вообще у меня к тебе разговорец есть, герр Мартинсен.

– Таки есть? – струхнул Конрад.

– Угу. Ты насколько сюда вселился?

– Пока не выгонят.

– А столоваться за так будешь?

– За ударный труд… на огороде.

– Да уж, я смотрю, огород Клиров под серьёзным ударом. Ты хоть тяпку от мотыги отличаешь? Шпинат от щавеля?

– Не-а.

– Так вот. У меня к тебе есть предложение получше. Пойдёшь к нам осведомителем.

Конрада как в землю вкопало. Он будто не верил, что это не вопрос, а приказ.

– Стучать, значит?

– Сказано – осведомлять.

– Но о ком? О лежачем старце? Или о его дочери? Н-нет уж…

– Насчёт дочки не волнуйся – я сам у ней о чём хошь осведомлюсь. А о старце ты зря… этак неуважительно. Он тоже электорат, между прочим. Но вообще-то первое задание у меня к тебе будет другое. В последнее время в наших краях завелись неформалы. Кто такие, чего хотят – пока не ясно. Вот ты и разузнай, кто и чего. Наводку я тебе дам…

– Господин Поручик, но я ведь с людьми-то… не очень. Не смогу я к ним втусоваться. Вы же проинформированы, я уверен.

– Разговорчики! Втусуешься – получишь зарплату и отдашь Клирам. А не втусуешься – накажем. Вот и весь сказ.


И без промедления выдал Поручик Конраду хрустящую краснокожую ксиву с печатью и фотокарточкой – всё-то у него было припасено заранее, даже фотокарточка, хотя Конрад не помнил, чтобы в последние три года фотографировался. Впрочем, выглядел он на фотке молодо – шея тонкая, уши прозрачные, глаза беспомощные. В каком-нибудь архиве – в военном, например, вполне могла заваляться таковская. Должность Конрада называлась «секретный сотрудник». Его благородие популярно объяснил, что тугамент этот простым гражданам показывать ни-ни – разорвут на части, а вот коллегам по ведомству предъявлять обязательно – сразу все ворота для предъявителя раскроются. А в наши дни вход за иные ворота дорогого стоит. Подчас – жизни.

Свежеиспечённый сексот взял ксиву в руки как ежа или как гадюку, но всё-таки взял – а как не взять? Так пополнилась его коллекция документов, заменявшая биографию.


– Кстати, свою предрасположенность к оперативной работе ты уже проявил, – прокомментировал полицай-комиссар. – Смел, смел, конечно. Даже забыл, что когда сторона кассеты кончается, клавиша издаёт громкий хлопóк. Но я упросил хозяйку ничего не стирать. Послушай, что получилось, послушай… Там и для тебя много ценного было сказано. Держи свою кассету… Какую музыку стёр-то?

– «Лето, я изжарен как котлета», – признался Конрад. – Ничего страшного, переживу.


«Лето, я изжарен как котлета». «За горизонтом где-то ты позабудешь лето». «Я так хочу, чтобы лето не кончалось, чтоб оно со мной умчалось»… Кот Лето, пёс Трый. Официальный и неофициальный музыкальный фольклор. Сознание иглой прошило вискú, штурманы отхлёбывают вúски. Жарко, мразно, заразно…


– В общем, держи свою кассету и слушай на здоровье. Ты узнаешь, что батька Петцольд не только карает и гнобит – что от него и созидание исходит, – Поручик протянул Конраду вещественное доказательство его плохого поведения.


Рекомендуем почитать
Между небом и тобой

Жо только что потерял любовь всей своей жизни. Он не может дышать. И смеяться. Даже есть не может. Без Лу все ему не в радость, даже любимый остров, на котором они поселились после женитьбы и прожили всю жизнь. Ведь Лу и была этой жизнью. А теперь ее нет. Но даже с той стороны она пытается растормошить его, да что там растормошить – усложнить его участь вдовца до предела. В своем завещании Лу объявила, что ее муж – предатель, но свой проступок он может искупить, сделав… В голове Жо теснятся ужасные предположения.


Слишком шумное одиночество

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


"Шаг влево, шаг вправо..."

1989-й год для нас, советских немцев, юбилейный: исполняется 225 лет со дня рождения нашего народа. В 1764 году первые немецкие колонисты прибыли, по приглашению царского правительства, из Германии на Волгу, и день их прибытия в пустую заволжскую степь стал днем рождения нового народа на Земле, народа, который сто пятьдесят три года назывался "российскими немцами" и теперь уже семьдесят два года носит название "советские немцы". В голой степи нашим предкам надо было как-то выжить в предстоящую зиму.


Собрание сочинений в 4 томах. Том 2

Второй том Собрания сочинений Сергея Довлатова составлен из четырех книг: «Зона» («Записки надзирателя») — вереница эпизодов из лагерной жизни в Коми АССР; «Заповедник» — повесть о пребывании в Пушкинском заповеднике бедствующего сочинителя; «Наши» — рассказы из истории довлатовского семейства; «Марш одиноких» — сборник статей об эмиграции из еженедельника «Новый американец» (Нью-Йорк), главным редактором которого Довлатов был в 1980–1982 гг.


Удар молнии. Дневник Карсона Филлипса

Карсону Филлипсу живется нелегко, но он точно знает, чего хочет от жизни: поступить в университет, стать журналистом, получить престижную должность и в конце концов добиться успеха во всем. Вот только от заветной мечты его отделяет еще целый год в школе, и пережить его не так‑то просто. Казалось бы, весь мир против Карсона, но ради цели он готов пойти на многое – даже на шантаж собственных одноклассников.


Асфальт и тени

В произведениях Валерия Казакова перед читателем предстает жесткий и жестокий мир современного мужчины. Это мир геройства и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновных интриг и безудержных страстей. Особое внимание автора привлекает скрытная и циничная жизнь современной «номенклатуры», психология людей, попавших во власть.