Остров - [17]

— Голова чего-то болит, — сказал настоятель и потрогал свой затылок, — от недосыпа что ли?

— Помоги лучше, — крикнул ему истопник и закашлялся.

Настоятель с неохотой взялся за лопату, ему явно не хотелось участвовать в очередной выходке истопника, но он решил ничему не удивляться и не подавать виду.

Когда Филарет подошел с лопатой к печи, он вдруг почувствовал едкий запах дыма, поморщившись, он закричал на истопника:

— Ты что же это, вытяжку закрыл?!

— Закрыл батюшка, закрыл, — радостно закивал истопник, продолжая кидать уголь в печи.

— Угорим же?! — взволнованно крикнул настоятель.

— Бог даст, не угорим, а вот бесы точно угорят, они к этому непривычны, — ответил истопник, продолжая кидать уголь.

Стрелки на обоих манометрах достигли критической отметки.

— Да ты сума сошел, жизни себя и меня лишить хочешь?! — и настоятель бросился к входной двери и хотел открыть ее, но дверь оказалась запертой.

— Где ключ?! — страшно закричал настоятель, подступая к продолжающему подбрасывать уголь истопнику.

— Нельзя, батюшка, открывать, выскользнут бесы, не поймаем потом. Сейчас они малость утомятся, скакать как раньше не смогут, так мы их в ваше одеяло и на дно морское… Не любят они соленой водицы… — но истопник не успел договорить, сработали аварийные клапана на котлах, выпуская пар из котлов из-за переизбытка давления.

Загудел паровой гудок, и вся кочегарка стала наполняться паром.

Перед входом в котельную собралась монастырская братия и кое-кто из мирян, оставшихся переночевать в монастыре. В одежде почти у всех был беспорядок, так как все были разбужены аварийным гудком, сработавшим в котельной. Он и сейчас продолжал гудеть.

Дьяк, который помогал Филарету во время литургии, подергал дверь котельной и сообщил всем:

— Заперто. Может, сломать ее?

Помедлив секунду, Иов, который здесь, видимо, являлся старшим по чину, отдал приказ:

— Ломайте!

Монахи притащили откуда-то толстое бревно и хотели уже с разбегу ударить им в дверь котельной, как вдруг гудок стих. Двери котельной сами собой распахнулись, и из нее выбежал истопник со стеганым одеялом отца настоятеля в охапке, он пронесся через толпу монахов с криком:

— Расступись, братья, я беса поймал!

Монастырская братия расступилась, так как истопник являл собой странное почти мистическое зрелище. Лицо его было покрыто копотью, от всей одежды и волос шел пар. Вид у него был такой как будто он и вправду выскочил из преисподней. Пробежав через двор, истопник скрылся за монастырскими постройками.

Следом за истопником из дверей котельной, откуда валил пар, вышел настоятель монастыря Филарет. Он, тяжело дыша, опустился на землю.

— Чуть не уморил меня, проказник, — сказал настоятель.

К нему подступил Иов.

— Я же говорил вам — форменное хулиганство? — сказал заведующий хозяйственной частью монастыря.

Филарет презрительно посмотрел на Иова.

— Много ты понимаешь — «хулиганство», — сказал он.

Было раннее утро. Истопник сидел на пристани. Прямо перед ним на воде покачивалось стеганое одеяло настоятеля. Истопник громко кашлял, пытаясь откашляться, когда это у него, наконец, получилось, он глубоко вдохнул свежий морской воздух.

За спиной отца Анатолия показался Филарет, он спускался вниз по косогору. Подойдя к истопнику, настоятель сел рядом.

— Ну, ты чего ж удрал, гнева моего испугался, что ли? — спросил он.

Истопник молчал, смотрел на воду.

— А я вот, брат, на тебя не сержусь, я, брат, тебе, наоборот, благодарен, — весело сказал Филарет, — да, благодарен, за то, что ты избавил меня от всего лишнего, наносного. Я ведь, правда, привязан был и к этим сапогам и одеялу, а ты меня от них избавил. Вот спасибо тебе, а главное, показал ты мне, что веры во мне мало, я ведь по-настоящему испугался, что уморишь ты меня в своей кочегарке. Смерти испугался, маловерный. Не готов я, значит, к встрече с Господом нашим. Испугался я без покаяния перед смертью остаться. Добродетели во мне мало, греха много…

— Да если в твои грехи мои начать заворачивать, то и одной стороны моих грехов не завернуть, — вдруг с жаром сказал истопник.

Филарет удивленно посмотрел на старца Анатолия, глаза его горели как во время горячки.

— Ну что смотришь, страшен я? — спросил истопник. — Такой и есть.

— Господь милостив, твои добродетели все искупят, чего бы ни было на душе у тебя…

— Смердят мои добродетели перед Господом нашим, воняют, — перебил его истопник, — чувствуешь, как воняют?!

Филарет неопределенно пожал плечами.

— А я вот, брат, чувствую, каждую секунду чувствую.

— Ну и чувствуй, через это и спасешься, — наставительно сказал Филарет.

— Спасешься, — усмехнулся старец, — вот именно, я здесь и спасаюсь, тело свое спасаю. Одно только не понимаю, за что мне все это, почему именно через меня, а не через тебя Господь наставляет страждущих. Ведь раздавить меня мало за грехи мои, а меня тут чуть ли не святым почитают. А какой же я святой, когда нет покоя в душе моей?…

— Так, может, в этом и покаяние твое, что несешь ты на плечах своих немощных груз не по себе? — спросил настоятель.

— Может быть… Может быть…

— Ты меня, конечно, извини, я вот давно тебя хотел спросить, — начал говорить Филарет, — ты, почему во время службы ведешь себя не подобающе? Меня отец Иов из-за тебя совсем затерзал. А он ведь прав. По канону служить полагается, а если каждый по своему начнет, это что же будет? Это так от церкви ничего не останется…