Остров - [2]

Как могло произойти, что этот шедевр не попал ни в один каталог? Ведь сохранить такое в секрете просто невозможно. И тем не менее с острова не просочилось даже тени намека на то, что скрывалось за стеной. А здесь, на этом отдаленном крохотном клочке земли, таком ничтожном, что у него и названия-то не было, за огромной стеной, которая сама по себе уже была гениальным творением, — здесь, вдали от людских глаз, сияла красота матери с ребенком.

Кайл смотрел не отрываясь: в горле у него пересохло, сердце стучало с яростным торжеством: торжеством алчного знатока, который нашел нечто действительно великое и — что главное — неизвестное. Эта статуя должна быть у него, и она у него будет. В каталоги она не попала; возможно (только возможно!), что никто понятия не имеет о ее настоящей ценности. Быть может, владелец получил ее в наследство вместе с участком, и она так и осталась стоять здесь, в струях фонтана, никем не замеченная и не оцененная.

Эллиот неохотно оторвался от созерцания и побрел в деревню, вздымая белую вековечную пыль. Греция. Колыбель западной культуры. Кайл снова вспомнил об изысканном совершенстве статуи. Изваявший ее был достоин Олимпа. Кто он?

В деревне Кайл задержался у входа в гостиницу и стал стирать с башмаков пыль, размышляя, насколько местные жители нелюбопытны для греков.

— Разрешите?

Из гостиницы выскочил мальчик с тряпкой в одной руке и каким-то подобием обувного крема в другой и принялся чистить Кайлу башмаки. Кайл сел на скамью и стал его разглядывать. На вид лет пятнадцати, сухощав, крепок, но для своего возраста невысок. В стародавние времена он мог бы служить моделью Праксителю: прекрасной формы голова, два завитка курчавых волос нависают надо лбом, словно короткие рожки Пана, классический греческий профиль. Но нет: неровный шрам тянулся от носа к уголку рта, приподнимая губу, так что видны были ослепительно белые зубы. Нет, в качестве модели Пракситель этого мальчика не выбрал бы, разве что захотел бы изваять Пана со шрамом.

— Кому принадлежит этот большой участок за деревней? — спросил Кайл на хорошем греческом языке.

Мальчик бросил на него быстрый взгляд, и черные глаза его словно закрылись ставнями.

— Но ты должен знать, — настаивал Кайл. — Участок занимает почти всю южную часть острова. Там большая стена, очень высокая — она спускается к воде.

Мальчик упрямо покачал головой:

— Она была там всегда.

— «Всегда» — это долго, — улыбнулся Кайл. — Может, отец знает?

— Я сирота, — с достоинством ответил мальчик.

— Мне очень жаль, — произнес Кайл, наблюдая за его точными, уверенными движениями. — Ты в самом деле не знаешь фамилию людей, которые там живут?

Мальчик что-то пробурчал.

— Гордоны? — нагнулся вперед Кайл. — Ты сказал «Гордоны»? Стало быть, владельцы — англичане?

Кайл почувствовал, как умирает в нем надежда. Если владельцы — англичане, то шансы заполучить скульптуру ничтожны.

— Они не англичане, — сказал мальчик.

— Мне очень нужно повидать их.

— Туда не зайти.

— С острова не зайти, я знаю, — ответил Кайл, — но, может, со стороны моря есть какой-нибудь причал?

Мальчик, не поднимая глаз, покачал головой. Тем временем рядом с ними собрались местные жители, которые спокойно смотрели и слушали. Греков Кайл знал хорошо: веселые, шумные люди, порою невыносимо любопытные, всегда охотно готовые помочь советом. А эти просто стояли и без улыбки наблюдали за ним. Мальчик закончил чистить, и Кайл бросил ему полдрахмы. Тот поймал монету и улыбнулся — этакий красавчик со шрамом.

— Эта стена, — заговорил Кайл, повернувшись к какому-то старику, — меня интересует. Мне нужно встретиться с людьми, которым принадлежит участок.

Старик что-то пробормотал и отошел. Кайл мысленно ругнул себя за психологический просчет. В Греции первое слово имеют деньги.

— Я заплачу пятьдесят, нет, сто драхм любому, — громко объявил он, — кто отвезет меня на лодке за стену со стороны моря.

Он знал, что для людей, влачащих жалкое существование на маленьком скалистом острове, это немалые деньги. Большинству из них не заработать столько и за год. Деньги были немалые, но люди переглянулись и, не оборачиваясь, ушли. Все.

Обойдя деревню, Эллиот всюду натыкался на тот же необъяснимый отказ; преодолеть его было так же трудно, как и стену, отгораживающую часть острова. Люди и слышать не желали его вопросов: о стене, о том, что за ней находится, о том, кто и когда ее построил. Для них она словно не существовала вовсе.

На закате Кайл вернулся в гостиницу, съел местное блюдо — на удивление вкусное, — приготовленное из мясного фарша, риса и яиц со специями, и выпил стаканчик терпкого деревенского вина, продолжая думать о прекрасной скульптуре, стоящей за стеной под лиловым покровом ночи. Его захлестнула волна печали и тоски.

Что за невезение! С местными табу Кайлу приходилось встречаться и раньше. Причиной большинства из них были стародавние распри и ссоры. Крестьяне лелеяли свои табу, строго их придерживались и ревностно охраняли. Однако здесь явно что-то другое.

Кайл стоял на окраине темной деревни и грустно смотрел на море, когда вдруг услышал тихие шаги. Он резко обернулся. К нему подходил невысокий мальчик. Это был чистильщик: его глаза сверкали в свете звезд, а сам он чуть дрожал, хотя ночь дышала теплом.