Остров и окрестные рассказы - [13]

Его затошнило. Действительно, как она и предупреждала, слова без капелек смысла причиняли невероятное страдание. От боли у него вырвалось:

— ТИШИНА!

Потом он двинулся дальше, стараясь перепрыгивать через в изобилии рассыпанное повсюду чужое, бессмысленное бормотание.

РАССКАЗ

Я как раз собирался взяться за один из своих рассказов

Со Станиславой Т. мы познакомились сразу, как только переехали. Ее скромная квартира находилась под нашей, и уже на следующий день она, в знак приветствия и самых лучших пожеланий, смела со своего потолка всю паутину.

Это была приятная дама, но блеск в ее глазах надолго не задерживался — сразу было видно, что из тех пятидесяти лет, которые она прожила, не меньше чем в тридцати декабрь длился гораздо дольше обычного. Она коротала свой век в девичестве, и почти весь он был заполнен уходом за почти неподвижным отцом и несколькими горшками с землей, в которых не росла даже случайная трава. За две зимы до нашего переезда в этот дом отец Станиславы Т. умер, и ей остались только глиняные посудины, до верха наполненные жирно-коричневой комковатой землей, которая по-прежнему ничего не рожала. Тем не менее весной она снова, с надеждой, выносила их на балкон. Зимой, чтобы они не замерзли, аккуратно ставила пустые горшки в рядок на окне своей невеселой жизни.

Дружеские отношения с одинокой дамой состояли из любезных приветствий при встрече на лестнице и совместных прослушиваний наиболее драматических спортивных состязаний. В последнем нам помогал весь дом. Чей-нибудь радиоприемник обязательно разносил, причем с большим жаром, все, даже самые мельчайшие детали, стоны репортера или вздохи зрителей на каком-нибудь далеком ристалище. Домой друг к другу мы не заходили, только пару раз недолго обсуждали, есть ли на рынке яблоки и какой сорт более всего соответствует каждому времени суток.

А потом, в один из тихих послеполудней, — видимо, спортивный сезон к тому времени уже закончился, — послышался звонок в дверь. В первый момент мы подумали, что Станиславе Т. стало плохо: она казалась очень бледной, голос ее дрожал. Говорила она как бы через силу, смущенно:

— Простите, если я вам помешала, но я хотела вас кое о чем попросить, это для меня очень важно, я бы даже сказала, жизненно важно.

— Пожалуйста, пожалуйста, проходите. — Я направил движение гостьи в сторону комнаты, в которой мы обычно оттачивали мастерство беседы.

Станислава Т. несколько мгновений рассматривала рассыпанные по столу слова — я как раз собирался взяться за один из своих рассказов, — потом двумя пальцами раздвинула пошире веки и сказала:

— Видите, даже по моим глазам видно, что я не была замужем. Молодой девушкой я была помолвлена с моим Храниславом. Однако за несколько дней до назначенного венчания он куда-то уехал, не сказав мне ни слова, не дав никаких объяснений. Сначала я ждала. А потом продолжала его ждать. Я никогда не полюбила никого другого. И вот спустя тридцать лет Хранислав возвращается с чужбины. Собирается нанести мне визит. Я получила его письмо, в котором он сообщает о намерении сделать это в мой день рождения, в первую субботу декабря. Как бы вам объяснить? Я хочу его увидеть, но не хотела бы, чтобы он видел меня. По крайней мере такой, какой я стала.

Станислава Т. замолчала. Спрятала взгляд и собственных коленях. Ни жена, ни я не знали, что ей ответить. Исповедь нашей гостьи шуршала на скатерти, и я уже не мог разобрать, где ее рассказ, а где мой...

Как бы то ни было, день потихоньку покидал комнату.

Я не хотел соглашаться и думал, что ни за что этого не сделаю, вплоть до того самого момента, когда я сдался

Ей-богу, я долго не соглашался. Жена, однако, твердила, что мы просто обязаны ей помочь. В конце концов, может быть, пора уже наконец хоть что-нибудь сделать не по моему, а по ее желанию. Несколько утр подряд я находил в нашей постели просьбы, потом обоснования, наконец настоятельные требования. Как это обычно и бывает, я не хотел соглашаться и думал, что ни за что этого не сделаю, вплоть до того самого момента, когда я сдался.

— Ну, хорошо, но интересно угнать, как ты все это осуществишь? — спросил я, только для того, чтобы легкой язвительностью замаскировать свое поражение.

— О, я уже все обдумала, — радостно подпрыгнула моя жена.

— Вот как? — я считал, что мне следует притвориться слегка обиженным.

— Сказать по правде, я была уверена, что ты согласишься, поэтому уже давно начала приготовления, — вывернулась она.

Все, что она тут же изложила, относилось к первой субботе декабря. Итак, в то утро мы отправимся к Станиславе Т. И пока ее друг будет у нее в гостях, моя жена будет изображать ее  дочь, а я зятя. Под вечер, когда он удалится, мы вернемся к себе.

— Мне кажется, это невозможно, — я махнул рукой. — Мы еще и супа не попробуем, как он разглядит наш обман! И тогда эта и без того вечно печальная дама почувствует себя непоправимо несчастной!

— Невозможно?! Похоже, ты стареешь! Возьми и запиши все, что будет происходить, ты под конец еще и спасибо мне скажешь за то, что я тебя уговорила! Только умоляю, когда будешь дополнять свои описания, ничего не преувеличивай, потому что у тебя обязательно получится, что единственная непоправимо несчастная особа это я! — вот кратчайшее резюме всего того изобилия, которое рассыпала передо мной моя жена.