Остров - [110]

Из громкоговорителя зазвучала мелодия, воинственная и сладострастная, в которой Уилл узнал государственный гимн Рендана. Затем вурлицер выключили, и послышался голос Муругана.

— С вами говорит ваш раджа, — взволнованно объявил он.

После чего, da capo48, повторилась речь о Прогрессе, Ценностях, Нефти, Истинной Духовности. Неожиданно, как и прежде, колонна машин скрылась из виду, и звуки из громкоговорителя стали не слышны. Минуту спустя машины появились опять — и дрожащий фальцет провизжал сообщение о первом министре нового Объединенного королевства.

Колонна медленно двигалась обратно: свет фар первой машины — на этот раз справа — осветил улыбающееся лицо просветленного. Луч скользнул и исчез во тьме. Но за первым появился второй Татхагата, а за ним — третий, четвертый, пятый. Проехала последняя машина. Но и неразличимый во тьме, просветленный оставался все там же. Рев моторов сделался тише, визгливая риторика превратилась в неразборчивое бормотание, и наконец неразбериха звуков смолкла. Вновь послышалось кваканье лягушек, неумолчное гудение насекомых, выкрики минахов:

— Каруна. Каруна.

И на полтона ниже:

— Внимание.

Е. Апенко Настоящее и будущее по Олдосу Хаксли

Олдос Леонард Хаксли родился 26 июля 1894 г. в семье, давшей Англии многих знаменитостей. Его дед, профессор Томас Генри Хаксли, был коллегой и последователем Дарвина, отец, Леонард Хаксли, — издателем и литератором. Его предок по материнской линии, Томас Арнольд, снискал известность как видный деятель церкви, историк, еще больше прославился его сын, Мэтью Арнольд, — поэт, эссеист и литературный критик. Словом, будущий писатель принадлежал к тому особому слою английского общества, где смыкались аристократия, верхушка «среднего класса», интеллектуальная и творческая элита. Итон или Хэрроу в детстве, Оксфорд или Кембридж в юности, разнообразная, но всегда активная деятельность всю последующую жизнь. Книги, литература в этой среде были частью существования, и для людей этого круга вполне естественным представлялось самим браться за перо. В своих писаниях они адресовались прежде всего друг другу в полной уверенности, что будут прекрасно поняты.

Олдос Хаксли уже в детстве подавал большие надежды — прекрасно рисовал, интересовался естественными науками, писал стихи. Однако болезнь глаз, проявившая себя еще в Итоне временной слепотой, заставила отказаться от мысли о профессиональной карьере. После окончания Оксфорда он пробовал заняться сельским хозяйством, служил в военном министерстве, учительствовал, сотрудничал в журналах. Но все это длилось недолго, ибо с начала 20-х годов его призванием стала литература. Один за другим выходили сборники новелл, романы, в различных журналах печатались стихи и эссе.

20-е годы стали не только самым «продуктивным» десятилетием для писателя, но и определяющими в формировании творческих и идейных установок всей жизни. Из-за глаз Хаксли не участвовал в боях I мировой войны, но, подобно многим современникам, оказался захвачен настроениями, порожденными ею. Доминантой этих настроений было ощущение разрыва «связи времен», крушения ценностей и установлений, казавшихся еще недавно незыблемыми и вечными. Война стимулировала кардинальные изменения в экономике, политике, науке, материальной и духовной культуре. Между веком нынешним и веком минувшим пролегла четкая грань, и сделалась для многих явной несостоятельность разработанных в прошлые века представлений о человеке и человеческой цивилизации. Отсюда — стремление создать другую «картину мира», найти адекватные новой реальности способы ее осмысления, как идейно-философские, так и эстетические. Вот почему 20-е годы стали в европейской культуре временем эксперимента: романы Пруста и Джойса, стихи Маяковского и Т. С. Элиота, картины Пикассо и Малевича, фильмы Эйзенштейна и Вертова новым художественным языком повествовали о том, что каждому из этих художников казалось важнейшими свойствами бытия.

Достаточно быстро свое место в идейно-эстетических битвах 20-х годов нашел и Олдос Хаксли. Он считал, что литература должна быть частью общественной жизни, а задача художника — осмыслять и, по возможности, влиять на происходящее в большом мире. Вместе с тем он не связал себя с каким-либо политическим или эстетическим движением, а круг его общения был необычайно широк. Например, среди его друзей-литераторов мы находим и членов основанной А. Барбюсом «Группы Кларте», и таких «столпов» модернизма, как Т. С. Элиот и В. Вулф, и некую А. Лус — автора нашумевшего в свое время бестселлера «Джентльмены предпочитают блондинок». Позднее в его доме частыми гостями бывали знаменитые актеры и музыканты, такие, как Г. Гарбо и И. Менухин.

Как и для многих англичан того времени, для Хаксли наступление новой исторической эпохи связывалось прежде всего с гибелью эпохи викторианской — величественной и лицемерной, сделавшей Англию владычицей полумира, но и заразившей ее форсайтизмом. Что же пришло ей на смену? Каковы возможности и перспективы нового времени? Ответами на эти вопросы и стали его первые произведения, особенно романы «Желтый Кром» (1921), «Шутовской хоровод» (1923) и «Контрапункт» (1928).