Остров Ее Величества. Маленькая Британия большого мира - [18]

А это только начало. Тихо отругиваясь, вы отыскиваете путь из этого холодного пекла через дверцу без надписи, ведущую в кунсткамеру, сочетающую в себе лучшие черты темницы и писсуара, или два часа дожидаетесь самого искореженного и ненадежного в мире лифта, который берет всего двоих — а в кабине и так два человека: мужчина с женой, выбивающей пыль из его новенького пиджака из «Маркс и Спенсер» и заботливо распекающей супруга на все корки.

Самое примечательное, что это нарочно — обратите внимание, нарочно — устроено так, чтобы всеми средствами испортить вам жизнь. От крошечных отсеков для машин — чтобы въехать в них, придется повернуть ровно на сорок шесть градусов (что, нельзя было их немного расширить?) — до колонн, тщательно расставленных так, чтобы как можно сильнее воспрепятствовать движению, до эстакад, таких темных, узких и крутых, что на них обязательно врежешься в ограждение, до редких, капризных и зловредных платежных автоматов. (Ни за что не поверю, что машина, способная распознавать и отвергать все существующие на свете иностранные монеты, не могла бы дать сдачу, если бы только захотела!) Все продумано так, чтобы сделать это испытание самым унизительным за всю вашу взрослую жизнь. Известно ли вам — сей факт редко упоминается, но это чистая правда, — что при торжественном открытии новой многоэтажной стоянки мэр и его жена должны торжественно пописать в лестничный пролет? Честное слово!

Такова лишь малая доля испытаний, ожидающих местного автовладельца. Несть числа трудностям, подстерегающим водителя самодвижущегося экипажа: колонна службы «Нэшнл экспресс», выворачивающая на автостраду у вас перед носом, или система встречных полос, протянутая на 8 миль, чтобы дать возможность работягам на передвижном кране менять лампочки в фонарях, или светофоры на развязках с плотным движением, не позволяющие продвинуться больше чем на 20 футов за раз, или сервисные площадки на автострадах, где за 4 фунта 20 пенсов можно получить микроскопическую чашечку кофе и картофелину в мундире, в которую плюнули тертым чеддером, а в магазин заходить бессмысленно, потому что все журналы для мужчин запечатаны в полиэтилен, и вы бы обошлись без сборника хитов Уэйлона Дженнингса, и без болванов с прицепами, выворачивающих с второстепенной трассы прямо перед вами, и без старого дурня в «моррис майнор», который тащится через Озерный край на 11 милях в час и собирает за собой длинный хвост — он, видите ли, всегда мечтал возглавить парад… А сколько еще жестоких испытаний уготовано вашему терпению и рассудку! Моторные экипажи уродливы и грязны и взывают к худшему в людях. Они разрушают мостовые, превращают старинные рыночные площади в беспорядочные свалки металла, плодят заправки, рынки подержанных автомобилей, ремонтные станции и прочие пакости. Они ужасны и отвратительны, и в этой поездке я не желаю иметь с ними ничего общего. И вообще, жена не разрешила мне взять машину.

Вот так и случилось, что пасмурным субботним днем я оказался в исключительно длинном и пустом поезде на Виндзор. Я поднял спинку кресла и в гаснущем свете дня смотрел, как поезд скользит мимо деловых кварталов в чащу муниципальных зданий и стандартных домиков Воксолла и Клэпема. В Туикнеме я понял, почему в вагонах до сих пор было так пусто. Платформа оказалась забита мужчинами и мальчиками в теплой одежде и в шарфах. Они держали в руках блестящие программки и сумочки, из которых выглядывали крышки термосов с чаем. Толпа явно разъезжалась с Туикнемского поля для регби. В вагоны заходили терпеливо, не напирая, извиняясь, если нечаянно сталкивались или занимали чужое место. Меня восхищает такое инстинктивное внимание к другим людям, ставшее в Британии настолько обычным, что его почти не замечают. Почти все ехали до самого Виндзора — я решил, что там, верно, устроена большая парковка: не может в одном Виндзоре проживать столько фанатов регби; и у барьера на выход образовалась терпеливая пробка. Кондуктор отработанным движением принимал билеты и каждому проходящему говорил «спасибо». Смотреть на билеты он не поспевал — легко можно было подсунуть ему крышку от картонной коробки, — зато успевал вежливо приветствовать каждого, и все благодарили его за то, что их освободили от билетов и выпустили. Настоящее чудо разумного порядка и доброжелательства. В любой другой стране пропускающий облаивал бы толпу, приказывая не толпиться и встать в очередь.

Блестевшие от дождя улицы Виндзора были не по сезону темными и зимними, но это не останавливало густые толпы туристов. Я снял номер в отеле «Касл» на Хай-стрит — в одном из тех до странности беспорядочных отелей, где приходится пускаться в эпическое странствие по множеству коридоров и пожарных выходов. Я поднялся на один пролет по лестнице и не слишком далеко от него нашел следующий, по которому спустился, чтобы добраться до дальнего крыла, в котором моя комната оказалась последней. Все же это была приятная комната, и, на мой взгляд, если выйти через окно, из нее удобно было бы добираться до Рединга.

Я бросил багаж и вернулся той же дорогой, какой пришел, чтобы успеть посмотреть Виндзор, пока все не закроется. Я хорошо помнил Виндзор — мы в свое время ездили сюда за покупками, когда жили неподалеку, в Вирджиния-Уотер — и шагал по улицам как хозяин, отмечая, какие магазины за это время закрылись или перешли в другие руки (а эта участь мало кого миновала). Рядом с прекрасным зданием ратуши стоял Маркет-Кросс, столь опасно покосившийся, что поневоле задумаешься, не выстроен ли он так нарочно, ради привлечения японских туристов. Теперь в нем бар с холодными закусками, но внутрь, как и в другие дома на этих очаровательно тесных мощеных улочках, набили уйму всякого разного, по большей части связанного с туристским бизнесом. В прошлый раз, когда я сюда заходил, большая часть лавочек торговала рюмочками для яиц на ножках; теперь, они, похоже, перешли на изящные маленькие домики и замки. Только «Виндзорский лес», умудряющийся извлекать из лаванды коммерческую выгоду, какая мне и не снилась, по-прежнему продает мыло и туалетную воду. На Пискод-стрит вольно раскинулся «Маркс и Спенсер»; «Хэммик» и «Лора Эшли» переехали. А «Золотого яйца» и «Уимпи», как и следовало ожидать, уже нет. (Хотя я, признаться, питаю слабость к старомодному «Уимпи» с его странным представлением об американской кухне. Сдается мне, рецепты владельцам передавали по испорченному телеграфу.) Зато я с удовольствием отметил, что «Дэниел» — самый интересный универмаг Британии — остался на месте.