Остров чёрных демонов - [2]

— Проезд отработаешь! — рявкнул Коршун. — А теперь пошел вон с кормы. И запомни: здесь нет другого закона, кроме моей воли.

Губы Конана растянулись в усмешке и невозмутимо, без спешки развернувшись, он направился по трапу вниз. На Санчу он даже не взглянул больше, хотя она все это время не спускала с него глаз.

Когда он спустился на нижнюю палубу, команда кольцом окружила его, — зингарцы все до единого, полуголые, в перепачканных смолой шелковых штанах, с серьгами в ушах, с кинжалами, изукрашенными самоцветами. Всем им не терпелось приступить к излюбленной забаве — травле новичка. Здесь его испытают на прочность, определят место в команде. На верхней палубе, Запораво, должно быть, напрочь позабыл о пришельце, но Санча с напряженным интересом наблюдала за происходящим. Она успела привыкнуть к подобным сценам, к жестокости и крови, и сейчас не ждала иного.

Но и для Конана в том, что готовили ему пираты, не было ничего неожиданного. Чуть заметной усмешкой приветствовал он столпившихся вокруг матросов и невозмутимо оглядел жадный до развлечений круг. В таких испытаниях были свои правила. Вздумай он напасть на капитана, команда разорвала бы его в клочья, но здесь, внизу, драться с ним выберут кого-то одного, и остальные не посмеют вмешаться.

Один из пиратов сделал шаг вперед — жилистый громила с повязанным, наподобие тюрбана, красным платком. Гладко выбритый подбородок выдавался далеко вперед, испещренная шрамами физиономия казалась уродливой и злобной сверх всякой меры. Каждый взгляд em, каждое движение таили оскорбление и угрозу. Манера пирата начинать поединок была столь же грубой и примитивной, как и он сам.

— Барахская собака, да? — осклабился он. — Да мы плевать на вас хотели… Вот!

Он плюнул Конану в лицо и схватился за меч.

Атака барахца оказалась настолько стремительной, что за ней невозможно было уследить взглядом. Молотоподобный кулак со страшной силой врезался в челюсть нападавшего, и зингарец, отлетев на несколько шагов, рухнул у борта.

Конан обернулся к остальным. Если не считать недоброго огонька в глазах, в манерах его ничего не изменилось. Но травля прекратилась столь же внезапно, как и началась. Моряки подняли поверженного приятеля. Сломанная челюсть его была сворочена на сторону, голова болталась безвольно.

— Клянусь Митрой, он сломал ему шею! — воскликнул чернобородый морской разбойник.

— Да, слаба кость у вашей флибустьерской породы, — расхохотался пират. — На Островах у нас такого тычка никто бы и не почуял. А теперь, может, мечами помашем? Нот? Никто не хочет? Тогда будем друзьями?

Пираты поспешили заверить его, что так оно и будет. Загорелые руки перебросили мертвеца за борт, и дюжина острых плавников вспороли волны, едва труп коснулся воды. Со смехом Конан раскинул руки, потянувшись, точно огромный кот, и взгляд его устремился на верхнюю палубу. Санча перегнулась через борт, горящим взором наблюдая за тем, что творится внизу. Солнце пронизывало тончайшую тунику, золотом очерчивая гибкую фигурку. Но вот грозная тень Запораво упала на нее, и на узкое плечо девушки властно опустилась его рука. Во взгляде, брошенном пиратом на нижнюю палубу, читалась неприкрытая угроза. Но Конан только усмехнулся в ответ, точно речь шла о шутке, понятной лишь ему одному.

Запораво повторил ошибку многих тиранов. Привыкший властвовать в зловещей роскоши верхней палубы, он недооценил того, кто находился внизу. У него была возможность убить Конана, но он упустил ее, поглощенный сумрачными раздумьями. Он не мог поверить, что кто-то из этих псов с нижней палубы может представлять для него серьезную угрозу. Он раздавил многих врагов, ко уже давно никто не осмеливался бросить ему вызов, и зингарец возомнил себя неуязвимым.

А Конан и не думал давать ему повода для подозрений. Он смешался с командой, жил с ними и делил их скудные забавы. Проявив себя бывалым моряком и настоящим силачом, он справлялся за троих и первым вызывался на любую опасную работу. Постепенно товарищи привыкли во всем полагаться на него. Он ни с кем не искал ссоры, и они старались не вызвать его гнева. Он играл с ними, ставя на кои свой пояс и ножны, выигрывал деньги к оружие и со смехом отдавал их обратно. Прошло совсем немного времени, и он превратился в негласного вождя пиратов. О том, почему он был вынужден бежать с Барахских островов, Конан не сказал никому ни слова, однако флибустьеры подозревали, что он был изгнан из сурового братства морских разбойников за какое-то кровавое деяние, и от этого он лишь вырос в их глазах. В отношениях с Запораво и командой он всегда был ровен и приветлив, без дерзости или угодничества.

Даже слепой не мог бы не заметить, как разительно эти двое отличались между собой — резкий, вечно угрюмый и задумчивый капитан пиратов, и этот здоровяк, который всегда был готов посмеяться доброй шутке, поорать похабные песни на дюжине языков, влить в себя бочонок эля, и, казалось, вовсе не заботился о грядущем дне.

Знал бы Запораво, с кем, пусть и бессознательно, сравнивает его команда, он онемел бы от изумления и ярости. Но он был слишком поглощен своими думами, что делались с годами все мрачней и угрюмей, несбыточными мечтаниями, и девушкой, обладание которой отдавало горечью, так же, как и все его редкие наслаждения.