Санча, уроженка Кордавы, зевнула и, потянувшись всем телом, поудобнее устроилась на отороченном горностаевым мехом шелковом покрывале, небрежно расстеленном на корме карака. Она не могла не чувствовать на себе жадных взглядов команды, ловившей каждое ее движение, как не могла не сознавать, что короткая шелковая туника едва прикрывает ее роскошное тело, однако это мало трогало ее. И, дерзко усмехнувшись, красавица приготовилась насладиться солнечным теплом, покуда светило не поднялось слишком высоко над горизонтом, и лучи его не опалили нежную кожу.
Но в этот миг до нее долетел странный звук, ничуть не похожий на ставший привычным скрип дерева, гудение снастей и плеск морских волн. Она села, обернувшись на шум, и, к полному своему изумлению, увидела, как через борт на корабль взбирается мужчина. Темные глаза ее округлились, с алых губ слетел изумленный возглас. Этот человек был ей совершенно не знаком. Вода струилась по мощным плечам и крепким рукам незваного гостя. Единственное его одеяние — алые шелковые шаровары, стянутые широким поясом с золотой пряжкой, — было насквозь промокшим. Мужчина застыл у борта карака. В лучах восходящего солнца он был подобен бронзовой статуе. Пальцами он пригладил мокрые черные волосы, и взгляд его синих глаз остановился на девушке.
— Кто ты такой? — воскликнула Санча. — Откуда ты здесь взялся?
Он небрежно обвел рукой море, захватив не меньше четвертой части горизонта, но взор его не покидал стройной фигурки красавицы.
— Или ты обитатель глубин, что восстал из бездны? — Санча, привычная к восхищенным мужским взглядам, была смущена столь пристальным вниманием.
Но не успел незнакомец ответить, как послышались быстрые шаги, и хозяин карака предстал перед пришельцем, угрюмо разглядывая его и не спуская руки с меча.
— Кто ты такой, проклятье на твою голову? — воскликнул он сердито.
— Я — Конан, — раздался невозмутимый ответ. Санча навострила ушки. Ей еще не доводилось слышать, чтобы кто-то говорил по-зингарски с таким странным акцентом.
— И как же ты оказался на борту моего корабля? — Капитан и не пытался скрыть недоверия.
— Вплавь.
— Вплавь! — Моряк был в ярости. — Да ты смеешься надо мной, собака! Отсюда земли уже не видно. Откуда ты взялся?
Загорелая мускулистая рука Конана указала на восток, золотившийся в лучах восходящего солнца.
— Я приплыл с Островов.
— Ого! — Теперь капитан карака явно заинтересовался гостем. Густые черные брови нахмурились, топкая верхняя губа дрогнула.
— Так значит, ты из этих барахских псов?
Слабая усмешка тронула губы Конана.
— Да ты хоть знаешь, кто я такой? — воскликнул владелец карака.
— Это судно — «Потерянный». Значит ты, должно быть, Запораво.
— Именно так! — То, что незнакомец знал его, потешило тщеславие моряка. Он был высок ростом, как и Конан, но казался более худощавым и гибким. Лицо под стальным шлемом было смуглым, суровым и в профиль напоминало хищную птицу, так что команда не напрасно прозвала его Коршуном, Доспехи и одеяние капитана были богатыми, изукрашенными на манер зингарского гранда, а рука редко покидала рукоять меча.
Во взгляде его, устремленном на Конана, не читалось никаких теплых чувств. Зингарцы издавна не питали любви к изгоям, нашедшим убежище на Барахских островах, у южного побережья Зингары, Большинство среди них было аргосцами, но хватало и иноплеменников. Они пиратствовали у побережья, грабили корабли и прибрежные города, точь-в-точь как сами зингарцы, однако те гордо именовали себя флибустьерами и презирали барахских морских разбойников. Что ж, вор редко сам себя называет вором.
Так, или почти так, размышлял Запораво, поглаживая рукоять меча и хмуро созерцая непрошеного гостя. По лицу же Конана прочесть его мысли было невозможно. Он скрестил на груди руки столь невозмутимо, словно стоял на палубе своего собственного корабля, губы его улыбались, а глаза были холодны.
— Что ты здесь делаешь? — спросил флибустьер резко.
— Мне потребовалось срочно покинуть Тортаж вчера вечером, — отозвался Конан. — Я уплыл в дырявой лодчонке и греб всю ночь, вычерпывая воду. На рассвете я заметил ваши паруса, бросил проклятое корыто тонуть и пустился за вами вплавь. Иначе мне было не успеть.
— В этих морях водятся акулы, — проворчал Запораво, слегка уязвленный тем, как небрежно пожал незнакомец мощными плечами в ответ на эти слова. Взглянув на нос карака, он убедился, что там собралась почти вся команда, с любопытством следившая за разговором. Довольно одного лишь слова, и они ринутся на корму с оружием, и перед их напором не устоит даже такой бывалый боец, каким, судя по всему, был этот Конан.
— С какой стати мне связываться с безродными бродягами — хламом, выброшенным морем? — хмыкнул Запораво презрительно.
— На корабле хороший моряк не помеха, — отозвался пришелец без всякой обиды. Запораво нахмурился, но он знал, что правда на стороне незнакомца. Он задумался, и в этот самый миг потерял свой корабль, власть, возлюбленную и самую жизнь. Но, разумеется, будущее было от него сокрыто, а Конан казался ему не более чем ничтожеством, хламом, выброшенным, как он сам сказал, морской волной. Человек этот ему не слишком нравился, однако в словах его был резон. Да и манеры незнакомца нельзя было счесть дерзкими: просто он казался чересчур уверен в себе.
