Остров Буян - [203]
— То есть политичность руссийска! — вскочив, с возмущением и злобой выкрикнул Юрка. — То вежество русское, пане Томила! Я есть гость в вашем доме, вельможный пане! — ядовито напомнил он.
— Гость-то ты гость. Да иди подобру покуда, а боле не лезь со своим воровством. Не то попадешь в Земску избу к расспросу… Иди! — раздраженно сказал Томила.
И пан Юрка вышел с надутым достоинством и обидой.
Глава двадцать девятая
Весь город с утра говорил о том, что Гаврила покинул Всегороднюю избу и заперся с кучкой людей в Гремячей башне. Кто-то сказал, что пушкарь Антропка с Гремячей башни направил пушку жерлом на Всегороднюю избу.
Красный луч закатного солнца еще светил в высокое окно Гремячей башни, но на столе перед Гаврилой уже горела свеча.
Кузя сидел против хлебника, низко склонясь над листом бумаги и выводя имена.
— Пиши Уланку, кузнеца, сына Неволина, — продиктовал Гаврила.
— Поранен он. Глаз, никак, выбит, — сказал Кузя.
— Знаю. Лицо рассекли, обвязан, да ходит. Пиши его… Еще пиши соборного троицкого звонаря Агафошу…
Кузя писал, скрипя пером и разбрызгивая чернила вокруг неказистых букв…
Громыхнув железной дверью, Гурка Кострома вошел в каземат.
— К тебе, хозяин, — сказал он, кланяясь в пояс, отчего золотистые кудри его упали, закрыв лицо.
— Чего?
— Деньги плати!
— Какие деньги? За что? — удивился Гаврила.
— Вот те на! А дворянски башки кто рубил? — дерзко сказал Гурка. — Ты мыслишь, я так об дворянах «любя» забочусь?.. Ты тоже их любишь, ан сам-то не сек!..
— Почем же тебе платить? Я за экое дело не плачивал сроду, — ответил Гаврила.
— И я в палачах не служил. Пес их знает! Плати хоть почем — жамкать надо! — пояснил скоморох.
— Недорог товар. По алтыну хошь? Только деньги-то не у меня. Вся градская казна у Михаилы.
— Не беда — ты велишь, и Михайла заплатит, да ты сильно скуп. Сумороцкий один стоит гривны!.. Ин ладно, уж для почину на круг плати — пятак с головы! — выкрикнул Гурка, торгуясь, как на базаре.
— Для почину? — переспросил Гаврила с мрачной усмешкой. — Ну что же, заплатит Мошницын…
— Пиши и его, — указал он Кузе на Гурку. — Как те звать-то?
— Поп крестил давно, не упомню… Люди Гуркой зовут…
— Пиши Гурку, — сказал Гаврила.
— Хозяин, возьми-ка. Может, сгодится. Не больно я грамоту знаю… — хитро подмигнув, сказал скоморох.
Он вынул из пазухи свернутый лист.
Хлебник поднес бумагу к свече, поглядел на нее, быстро взглянул на Гурку и снова впился в бумагу глазами.
— Отколе ты взял? — спросил он, не глядя на скомороха.
— Чаял, дворяне мне сами заплатят, тогда бы к тебе не пошел. Пошарил в пазухах, за опоясками — всюду. У Сумороцкого за сапогом нашел… Лихо?!
— Лихо, — кивнув головой, согласился Гаврила и продолжал читать лист. Дочитав, он хлопнул по нему широкой ладонью.
— Вот те владыка, святой отче Макарий!.. — воскликнул он.
— Чего? — спросил Кузя.
— Отписка к Хованскому от владыки. Стало, так… Стало, так… Стало, та-ак!.. — нараспев сказал хлебник.
Он задумался…
— Сколь человек-то писал? — спросил он у Кузи.
Кузя считал кончиком пера по строчкам.
— Двенадцать, — сказал он.
— Пиши еще: стрелецкий сотник Прохор Коза, чеботарь Артемий Безруков, шапошник Яша.
Кузя усердно скрипел по бумаге пером и свирепо сопел от старанья.
— Можно идти к Михайле? — спросил скоморох.
— Сядь, помолчи пока, — приказал Гаврила.
Он опустил голову и что-то соображал.
— Ну, давай пиши далее: Харлампий-зелейщик, стригун Серега, колесник Микола, — перечислял Гаврила.
— Микола поранен лежит, — сказал Кузя.
— Жалко! Мужик-то хорош.
— Из кустов пырнули… И всех-то так — все в черева да в сердце, а то кого — в глотку… Им снизу сподручно стремянных копьем поддевать…
Гаврила вздохнул.
В башню вошел, громыхнув железной дверью, стрелецкий десятник Яков-шапошник, ставший вместо Максима земским стрелецким сотником.
— Чего звал, Левонтьич? — спросил он.
— Своей сотни пришли ко мне самых надежных стрельцов два десятка с пищальми…
— Сюды прислать али в Земскую избу?..
— Я тут сидеть стану: для ратного дела — к стенам и к снаряду тут ближе, а в Земской избе пусть иные… — сказал Гаврила.
Яша понимающе усмехнулся и качнул головой.
— Стало, две всегородних избы во Пскове, — сказал он. — Ну ладно. Нам с теми идти не попутно: с тобой пойдем, Левонтьич. Стрельцов-то сейчас слать?
— Самых верных, смотри! — крикнул вслед ему хлебник.
Ночью, с дружиною в три десятка стрельцов и меньших, Гаврила ворвался в Троицкий дом, схватил самого Макария и несколько человек скрывавшихся у него дворян, попов и больших торговых людей и всех проводил на подворье, где сидели дворяне.
В хлебной очереди, с вечера скопившейся возле лавки невдалеке от Троицкого двора, горожане видели, как проскакал на конях отряд хлебника к архиепископу, и потом на рассвете видели, как тот же отряд возвращался назад, окружив архиепископскую колымагу и еще две телеги с какими-то связанными людьми…
— Выводит измену! — одобряли одни.
— Как схватят тебя самого, то узнаешь, какую «измену»! Слыхать — сам Хованский к Гавриле шлет письма… — шептали другие.
Все ждали сполошного звона от Рыбницкой башни.
Земские выборные спешили с утра во Всегороднюю избу, косясь на дворянские головы, выставленные в ряд у дощанов. Дворянин Иван Чиркин вошел, когда уж многие были в сборе.
Новый роман известного советского писателя Степана Павловича Злобина «Пропавшие без вести» посвящен борьбе советских воинов, которые, после тяжелых боев в окружении, оказались в фашистской неволе.Сам перенесший эту трагедию, талантливый писатель, привлекая огромный материал, рисует мужественный облик советских патриотов. Для героев романа не было вопроса — существование или смерть; они решили вопрос так — победа или смерть, ибо без победы над фашизмом, без свободы своей родины советский человек не мыслил и жизни.Стойко перенося тяжелейшие условия фашистского плена, они не склонили головы, нашли силы для сопротивления врагу.
В романе «Салават Юлаев» рассказывается об участии башкирского народа в крестьянском восстании под предводительством Емельяна Пугачёва.
Роман посвящён кануну первой русской революции.Сюжет завязывается на Урале в среде интеллигенции и параллельно — в нескольких семьях уральских железнодорожников и заводских рабочих. Далее действие переносится в Москву. Писатель изображает студенческие волнения начала 900-х годов.Все социальные слои русского общества начала XX века показаны автором в процессе идейной и партийно-политической борьбы сталкивающихся мировоззрений и характеров.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.