Остров без тайн - [6]

Ребята побежали.

По дороге Саша успел рассказать им, что Сеня Волошин пожаловался отрядному вожатому — Борису, тот вызвал Данко и ругал его за беспорядки в звене. Данко сказал, что это последний раз и что теперь они будут следить за Петей Силкиным всем звеном. А на совет отряда их вызывают всех, так как будут обсуждать то, что они придумали сегодня.

Петя подошёл к вожаку звена, не глядя ему в глаза. Боясь услышать резкие и обидные слова, он начал говорить первый.

— Ну, что особенного? — сказал он. — Ну, яиц муравьиных насобирали. Ведь надо же для птиц. А без простыни как?

Данко, словно и не слушал его, обратился к Ване:

— Ты тоже?

— Мы вместе.

— Ведь знаешь: он неряха, недисциплинированный. Должен за ним следить. А ты…

— Значит, я тоже неряха, — сказал Ваня, нахмурившись. — И недисциплинированный.

Данко вскипел:

— Ты дурачка не строй! Ты не неряха. Ты просто плохой товарищ.

— Я?! — Ваня опешил.

— Разве ты не мог сказать ему, что нельзя? — начал наступать и Юра.

— Ну ладно, — огрызнулся Петя. — Что вы все на него набросились?

Тут уж в разговор вступил Саша.

— Ты, Петька, лучше помолчи, — сказал он. — Подумаешь, цаца какая! Мы ж все за тебя краснели, когда Борис ругал Данко.

— Обожди, — сказал Данко. — С ним мы ещё поговорим. А сейчас пусть скажет Ваня, почему он не помогает Пете исправляться. — Данко круто повернулся к Ване. — Ты ему друг или нет?

Ваня насупился:

— Сам знаешь.

— Никакой ты не друг. Вот Саша с Юрой — просто товарищи, а когда у Юры по физкультуре была двойка, кто его первый ругал? Саша. Кто первый помог? Саша.

— Буксирчик! — Саша горделиво хлопнул себя по выпяченной груди и весело подмигнул.

— Я даже сначала обижался, — смущённо сказал Юра. — Зато теперь у меня четвёрка.

— Ну и я бы помог, если бы умел. А тут как поможешь, если он… если мы неряхи?

— Данко, опоздаем, — сказал Саша.

— Идём. А ты, Петя, подумай. Мы ведь всерьёз… Пошли. — Данко двинулся к ступенькам, быстро сбежал вниз и помчался к клубу. — Догоняйте! — На бегу он поддел ногой мяч и сделал им такую «свечку», что восхищённые малыши, наверное, с полминуты стояли, задрав головы и дожидаясь, когда, наконец, мяч упадёт «с неба».

Лагерный клуб находился в низком и длинном дощатом здании. Зал, в который могла поместиться вся дружина, был украшен зеленью, плакатами и лозунгами. В правой стене зала была дверь, ведущая в живой уголок, в левой — вход в пионерскую комнату.

Только ребята вошли в зал, — к ним подскочила Маша Сизова и затараторила:

— У вас совет отряда, да? Поход в Антарктиду будут обсуждать? Это вы сами придумали?

Никто ей не ответил, Данко усмехнулся, а Петя сказал: «Пичуга!» — и все прошли мимо, в дверь, что была налево.

В пионерской комнате всё было торжественно и красиво. Под большими портретами Ленина и Сталина стояла знамённая горка — деревянная подставка для знамён, барабана и горна. На алом шёлке, украшенном золотой бахромой, светились лучи вечернего солнца. Лучи пронизывали шторы, и цветы, вышитые на полотне девочками из второго отряда, казались от этого живыми, напоёнными воздухом и светом.

За столом, покрытым красным сукном, разместились члены совета. Тут был и Борис, вожатый отряда. Он сидел в стороне от стола, у окна, и наблюдал, как два карапуза гоняли по лужайке мяч, стараясь ударять его головой.

— Футболисты будут! — сказал он, не обращая внимания на вошедшего Петю.

Борис сам был завзятым футболистом. Он работал на механическом заводе, а в лагерь выезжал вот уже второе лето по поручению комсомольской организации. Его профессией было токарное дело, но он заслуженно считался мастером на все руки. Казалось, нет на свете вещи, которую не сумел бы сделать вожатый первого отряда Борис Полухин. Однажды, под смех всего отряда, Борис вызвался на соревнование с девочками — кто скорее и лучше заштопает носок. И выиграл состязание! «В армии всё пригодится», — говаривал он, и ребята начинали понимать, что «девчёнковские» дела вовсе не бесполезны для настоящего мужчины.

Невысокого роста, широкоплечий и крепкогрудый, Борис выглядел спортсменом. На его загорелой шее, если он поворачивал голову, вздувались продолговатые бугры мускулов. Когда он улыбался, казалось, что не только его зубы, частые и белые, сверкают, но и всё на нём — широким узлом повязанный галстук, комсомольский значок, голубая шёлковая майка, — всё светится и притягивает к себе.

Он умел быть и строгим. А нередко просто злился не хуже простого мальчишки, если в отряде получалось что-нибудь плохо, не так, как он требовал…

В комнату вошла Ася Васильевна. Её карие глаза близоруко сощурились, оглядели всех и всем улыбнулись.

Председатель совета отряда, Витя Борцов, взъерошил волосы, поправил очки и деловито опросил:

— Начнём?.. На повестке дня один вопрос — о предложении первого звена. Изменения будут?.. Повестка принята. Точка.

Обычно смешливый Витя на всех заседаниях и собраниях делался очень серьёзным. Он и очки-то надевал, пожалуй, не столько от нужды, сколько от желания выглядеть солиднее. Но очки помогали мало: был Витя худым, невысокого роста, взъерошенным мальчишкой. И если его слушались и уважали, то вовсе не потому, что он носил очки, а оттого, что был он хорошим, весёлым и смелым товарищем. Ещё он славился любовью к общественной работе и умением писать стихи.