Остров - [8]

Собственное нетерпение не позволило Мейнарду усидеть в Вашингтоне. Проанализировав свое будущее в “Трибьюн”, он понял, что если он будет продолжать работать так же хорошо, то через два-три года его наградят газетной сенсацией насчет системы школьного образования в пригородах. К тридцати годам он может стать корреспондентом газеты в округе Энн Арундел.

“Тудей” сманил его из “Трибьюн” зарплатой 15000 долларов в год и ответственной работой – он отвечал за один из главных разделов журнала. Его имя упоминалось в составе редакционной коллегии. Вокруг него и Девон увивались всякие ответственные за связи с общественностью, их приглашали на вечеринки с коктейлем и частные кинопросмотры. Это было головокружительное время для человека, которому только что исполнилось двадцать пять. Если ему уже и не требовалось проявлять свое репортерское мастерство (более половины его статей писали сотрудники), то что в этом плохого? Теперь он был писателем – писателем для журнала новостей, конечно, но он учился писать сжато, сухо, излагая материал быстро и ясно. Они с Девон пришли к мнению, что после того, как он отточит свое искусство, он сможет попробовать написать роман или пьесу. Работа в журнале была восхитительной практикой, но все же это была не карьера.

Однажды, после того как ему стукнуло тридцать, ему в первый раз предложили место старшего редактора. Девон убеждала его согласиться. Это ведь повышение в должности, и зарплата больше, и, что очень важно, это означало перемену. Писать для журнала было уже не так захватывающе интересно; он мог бы написать весь свой раздел за пару часов.

Он с ней не согласился. Стань он редактором, все увеличение в зарплате будет съедено потерей “левого” заработка. У старших редакторов нет времени заниматься свободной деятельностью. Это означало бы крушение всех надежд насчет романа или пьесы. Лучше остаться тем, что он есть, честно получая зарплату за двухдневную (фактически) рабочую неделю, углубляя свой опыт и контакты путем свободного творчества, поглощая идеи, которыми потом можно будет воспользоваться.

Девон была разочарована, но продолжала поддерживать и воодушевлять его, одобряя его “свободные” статьи (потому что этой работой он гордился больше всего), чтобы помочь ему развить сюжет для романа. Она часто обвиняла его в том, что он идет по проторенной колее комфортного выживания. Не раз она говорила ему, что его роман явится воплощением его мечты о свободе и самовыражении, которых он никогда не достигнет.

Их брак начал разваливаться четыре года назад, хотя ни один из них об этом не догадывался. Юстин, их сын, поступил во второй класс школы Аллен-Стивенсон, и впервые в жизни он отсутствовал дома с восьми до четырех. Девон устроилась на работу в рекламном агентстве и, к своему удивлению, оказалась хорошим – а со временем и более того – блестящим – копирайтером[2]. Когда ее начальник и двое коллег бросили это агентство, чтобы организовать новое, они взяли ее с собой. За год она стала главным копирайтером и партнером фирмы. Ее годовая зарплата составила 50000 долларов, не считая премии в половину этой суммы.

Ей нравилось все в ее работе – долгие часы присутствия, спешка с отчетами, путешествия, она любила развлекать клиентов, ей нравилось также и возбуждение от необходимости убеждать публику тратить деньги именно на ее продукцию, а не на продукцию конкурента.

Она построила себе мир, в котором была счастлива, в то время как Мейнард плавал в мире, созданном кем-то другим, и достаточно преуспевал в нем, практически ничего не делая и даже не зная в точности, чего он хочет. У него не было особого стремления к славе, а к знаменитостям он относился с неодобрением: он верил в предсказание Энди Уорола о том, что к 2000-му году каждый в Америке сможет стать знаменитостью за 20 минут. Единственной настоящей его страстью была история. Вероятно, это происходило из-за того, – пришел он к выводу, – что он подсознательно не был удовлетворен настоящим. В своих снах наяву он жил в эпоху открытий (скажем, в конце пятнадцатого – начале шестнадцатого столетия), когда люди делали то, что они делали, только ради того, чтобы делать, путешествовали просто потому, что никто до них в этих местах раньше не бывал, и жили (он вспомнил цитату из книги об Испанском Мейне) “как во сне – свободные от каких бы то ни было обязательств, они мчались по жизни, предаваясь смертельным забавам...”

Его мечта была кошмаром для Девон. Наконец они сошлись на том, что у них разное будущее. Она не стала требовать с него алименты и согласилась на символическую сумму в 500 долларов в месяц на содержание ребенка.

– Прекрасно, Нэнси, – сказал Мейнард. – Просто прекрасно. Девон мне звонила?

– Да, сэр. Она ушла на ленч. Она с ума сойдет, когда узнает, что вы звонили в ее отсутствие.

– Само собой. Чего она хотела? – Он знал, что Девон рассказала Нэнси, в чем дело; без причины она никогда не тревожила, а для Нэнси вряд ли могло найтись что-нибудь такое, чего она не смогла бы качественно передать. Мейнард думал, что на самом деле Девон никуда не уходила и была на своем месте, но она просто не хотела разводить с ним праздные и пустые разговоры. Он понимал, она считала его частью прошлого, и если он еще и не совсем забыт, то все же засунут подальше, в дальний угол кладовки; и его доставали – вместе с детскими рисунками и дневниками времен учебы в колледже – только тогда, когда подкрадывалась ностальгия.