Остроумие мира - [128]

* * *

Однажды император Николай I в сопровождении блестящей свиты посетил Пулковскую обсерваторию, но совершенно внезапно. Директор Струве, никак не ожидавший высочайшего посещения, ужасно смутился и сделал такое движение, как будто хотел спрятаться за громадный телескоп обсерватории.

— Что же это он? — проговорил государь, заметив его замешательство.

Тогда Меншиков, указывая на окружавших придворных, украшенных множеством орденов, сказал:

— Он, должно быть, испугался, увидав всю эту кучу звезд не на своих местах.

* * *

Кавказский генерал Едлинский в конце своей служебной карьеры был назначен к фельдмаршалу Барятинскому. Тот, принимая его при представлении, сказал ему ласково и шутя, что теперь он устраивается «на покой», как говорят про престарелых архиереев.

— У меня и умрешь! — заключил Барятинский.

— Ваше сиятельство, — отвечал Едлинский, — я никогда вперед начальства не суюсь!

Однако же на этот раз «сунулся», то есть умер раньше Барятинского.

* * *

Когда генералам дали новую форму — красные панталоны, — Едлинский сказал:

— То, бывало, прежде отличали генералов по головам, а теперь их станут отличать по ногам.

* * *

Проводя какую-то новую финансовую реформу, граф Канкрин услышал довольно обычное, даже и в наше время свирепствующее возражение: «Что скажет Европа?».

— Эх, господа, — отвечал на это Канкрин, — у нас обычно только и разговору, только и беспокойства о том, что скажет Европа! Россия что скажет, вот для нас что важно!

* * *

Однажды Канкрин доложил Николаю I, что в некотором новом, только что тогда изданном законе оказывается много неудобств и пробелов. Государь возразил, что закон обсуждался в Государственном совете, что сам Канкрин участвовал в его обсуждении; зачем же он тогда молчал?

— Ваше величество, — отвечал Канкрин, — ведь это рассматривание закона в совете было подобно охоте на бекасов. Статьи и параграфы летели во все стороны, именно как бекасы. Ну, конечно, что успел, так сказать, подстрелить на лету, то и подстрелил, а остальное так и пронеслось мимо!

* * *

Стремясь осадить гордых панов, граф Дмитрий Гаврилович Бибиков стал запрещать ездить четверней и шестерней. Однажды спесивый князь Ч-ский приехал к Бибикову с визитом умышленно на шестерке цугом с невозможно пышными жокеями, гайдуками и т. п. Бибиков, чтобы его проучить, заставил его прождать в приемной около получаса. Когда Бибиков наконец появился, гордый пан с язвительной улыбкой произнес:

— Мой визит длился так долго, что не смею больше обременять своим присутствием ваше превосходительство.

На это Бибиков спокойно и вежливо отвечал:

— Не смею задерживать пи вас, ни вашу шестерку.

* * *

Бибиков терпеть не мог неразборчивых подписей на официальных бумагах.

«Душа человека сказывается в его подписи», — говаривал он и, подписываясь четко, требовал того же от своих подчиненных, преследовал их нещадно за «крючкотворство». Однажды Бибикову подали какой-то рапорт одного из чиновников края. Вместо подписи исправника виднелся какой-то чрезвычайно художественный крючок. Бибиков нахмурился.

— Послать жандарма привезти немедленно исправника (такого-то) уезда, — приказал он правителю канцелярии.

— Слушаю, ваше превосходительство.

Жандарм летит в отдаленный уезд губернии. Исправник чуть не упал в обморок. Прощается навеки с семьей, плачет. Жандарм сажает его в кибитку и скачет в Киев.

На третий день приехали в Киев и прямо к генерал-губернаторскому дому. Докладывают Бибикову, тог приказывает ввести исправника. Несчастный входит еле жив. Бибиков подзывает его к столу и показывает ему его рапорт:

— Это ваша подпись?

— Так точно, ваше высокопревосходительство, — едва в силах выговорить исправник.

— А как ее прочесть? — громовым голосом спрашивает Бибиков.

— Исправник Сидоренко… — шепчет, стуча зубами, исправник.

— А! Сидоренко? Очень хорошо, теперь понимаю… а то я не мог разобрать… Ну, прекрасно, теперь все в порядке, можете ехать домой.

С тех пор не только этот Сидоренко, но и все прочие сидоренки, шельменки и перепенденки отчетливо выгравировывали свои подписи на официальных бумагах…

* * *

Однажды Бибиков, будучи инспектором кавалерии в городе Кременчуге в тридцатых годах, отдал приказ: «До обеда ходить в парадной форме, а после обеда— в обыкновенной». Офицерам это не совсем понравилось. Многие втихомолку стали уклоняться от этого требования и по утрам не носили парадной формы. Однажды, прогуливаясь в восемь часов утра по городу, Бибиков встречает одного ослушника.

— Приказ мой от такого-то числа читали? — накидывается он на него.

— Читал! — бойко отвечает офицер.

— Поняли его?

— Понял.

— Так отчего же вы не в парадной форме?

— Да я уже пообедал.

На другой день Бибиков в приказе указал не час обеда, а именно— 12 часов пополудни. Офицера же этого никакой ответственности не подвергнул.

* * *

Студент Быковский, изрядный кутила и весельчак, однажды в чудный весенний день, после кутежа отдыхал в обществе бутылки, развалясь на траве, на склоне горы, нависшей над Александровскою улицей, возле места, где стоит памятник святому Владимиру. В это время Бибиков поднимался снизу по Александровской улице, и от его зоркого глаза не укрылся студент, валяющийся на траве, в расстегнутом мундире и с бутылкой в руках.