Остроумие мира - [123]

— Так принеси их, я прочту тебе, — оказал великий князь.

Ермолов принес письма; но великий князь, как ни старался, сам не мог разобрать того, что написал.

* * *

Великий князь Михаил Павлович строго взыскивал за нарушение дисциплины и не терпел малейшей небрежности в одежде солдат и офицеров.

Однажды, проезжая мимо семеновских казарм, он видит пьяненького, расстегнутого, растрепанного солдата, пробиравшегося домой.

Великий князь вспылил и что-то крикнул ему. Хотя был уже вечер, но солдат разом признал Михаила Павловича. От грозной неожиданной встречи он моментально протрезвел и, боясь ответственности, улизнул в казармы.

Крайне разгневанный трусливой выходкой солдата, великий князь выскочил из коляски и бросился за ним.

В казармах поднялась суматоха. Михаил Павлович приказал тотчас же собрать всех солдат и перекликать их по именному списку

Так как было темно, то один из солдат носил за великим князем свечку. Михаил Павлович пытливо всматривался в лица и во время переклички и после, но никак не мог узнать провинившегося.

— Признавайся, кто из вас попался мне сейчас навстречу! — сказал он, уже вполне успокоившись. — Не накажу…

— Я, ваше высочество! — признался солдат, все время носивший за ним свечку

— Ты? — удивился Михаил Павлович. — И то верно. Как же мне в голову не пришло тебя рассмотреть, когда ты откликался?

— Это так Богу было угодно, ваше высочество.

— Действительно, так Богу угодно, — повторил великий князь и уехал.

* * *

Император Николай I однажды, желая подшутить над обер-полицмейстером Бутурлиным, очень сурово встретил его при обычном утреннем докладе, наговорил ему много резких слов, упрекнул в небрежности, недосмотре и т. д.

— У тебя, — говорил он, — чуть не из-под носа украли статую Петра с Сенатской площади, а ты докладываешь, что «все обстоит благополучно»!

И он приказал ошеломленному Бутурлину отыскать вора во что бы то ни стало в одни сутки. Бутурлин тотчас помчался на площадь, увидал статую на своем месте, вернулся обратно и доложил государю, что его ввели в обман.

— Экий ты простофиля, Бутурлин! — сказал ему со смехом Николай. — Как мог ты подумать, что такую вещь, целый памятник, можно украсть? Ведь сегодня первое апреля!

Бутурлин был раздосадован, что так глупо попался, и решил отомстить. Вечером в тот же день государь был в театре. Бутурлин с подделанною тревогою на лице внезапно вошел в ложу и доложил ему, что в Зимнем дворце пожар. Государь тотчас поехал во дворец, Бутурлин за ним. Когда подъехали ко дворцу и пожара никакого не оказалось, торжествующий Бутурлин радостным голосом гаркнул:

— Сегодня первое апреля, ваше величество!

Раздраженный император сказал ему:

— Ты, Бутурлин, дурак. И не думай, что я так тебя называю ради первого апреля; я тебя и завтра назову за это дураком.

* * *

Однажды на гауптвахту посадили двух офицеров. Одного из них начальник караула, по приятельству, отпустил погулять, а другой, озлобленный этим, написал донос. Провинившихся офицеров отдали под суд. Николай I после доклада ему этого дела приказал гвардейцев перевести в армию, а доносчику выдать денежную награду, но внести в его формулярный список, за что именно им эта награда получена.

Министр внутренних дел Перовский представил к солидной награде некоего Косинского. Император Николай I при докладе об этом несколько усомнился и заколебался. Перовский же настаивал, расхваливая Косинского и называя его «настоящим бриллиантом» чиновничьего мира. Государь запомнил этот пышный эпитет. Впоследствии тот же Косинский жесточайше проворовался. И вот однажды, когда министр двора представлял императору для выбора массу бриллиантовых вещей, Николай Павлович шутя сказал ему:

— Ты их покажи лучше Перовскому — это настоящий знаток в бриллиантах.

* * *

Когда знаменитая французская актриса Рашель была в Петербурге, она потребовала, чтобы в ложу не пускали более четырех лиц. Об этом узнал император Николай Павлович и однажды, когда он удостоил актрису беседой и она выразила сожаление, что редко видит его на своих представлениях, сказал ей:

— У меня ведь очень большая семья; я рискую оказаться пятым в нашей ложе.

* * *

Однажды на маневрах император Николай I что-то скомандовал, но его команда не была исполнена как следует, и в строю произошла видимая путаница. Государь тотчас подозвал командовавшего той частью, где произошел беспорядок, и потребовал объяснений. Оказалось, что генерал не расслышал слов команды.

— Мой голос слышит вся Европа, а мои собственные генералы его не слышат! Стыдно, генерал! — сказал Николай Павлович.

* * *

Однажды какой-то крестьянин или мастеровой, Иванов или Петров, напился до потери разума в одном из питерских кабаков и начал нестерпимо сквернословить, так что даже целовальнику стадо невмочь его слушать.

— Постыдись ты, — уговаривал он пьяного, — ведь тут царский портрет!

— Что мне царский портрет, плюю я на него! — орал Иванов, очевидно не сознавая, что мелет его язык.

Его, конечно, немедленно препроводили в «теплое» место. Дело приняло скверный оборот— оскорбление величества, и о нем сочли необходимым доложить императору Николаю Павловичу. Но тот только рассмеялся и сказал: