Осторожно, в джунглях засада! - [2]
И Доробо решил создать племя людей — мудрое и честное, искусное и смелое. Он разорвал кожу на ноге, извлек кость из голени и создал из нее мальчика и девочку. А когда Доробо дождался внуков, то расселил их на трех горах — на Килимана Нгара, Кении и Элгоне. Так появилось на земле еще три племени — кикуйю, масаи и туркана. От них произошли 50 других племен Кении, а потом и все человечество.
Перед смертью богатырь Доробо дал наказ: жить каждому племени на своей горе. Но однажды пастух туркана в погоне за отбившимся буйволом незаметно спустился в долину. И там он встретил сказочную красавицу из другого племени. Они увидели вокруг манговые деревья и кокосовые пальмы, плоды ананасов и бананов, неведомые ягоды и мед. И решили они не возвращаться в суровые огнедышащие горы, а поселиться в долине.
Так появились племена равнинных людей, земледельцев и скотоводов. Но в отличие от охотников они потеряли власть над зверями, разучились понимать их язык.
И носороги стали опустошать их посевы, а львы — задирать их коров и овец.
Так говорит легенда.
В Кении я видел племя, которое носит имя доробо. У них нет собственного языка, они пользуются языком соседей, и если соседи меняются — меняют язык и доробо. Зато, как уверяют, они прекрасно владеют языком зверей и птиц, джунглей и гор.
Всего сто семей доробо осталось в Кении. Охотники этого племени одеваются в шкуры и луб — особую материю, сделанную из коры деревьев, питаются только мясом и кореньями. Они называют себя потомками богатыря Доробо.
У древней легенды есть продолжение, жизненное и трагическое. Его записали свободолюбивые народы Кении, поднявшиеся против британских господ, записали кровью. В 1952 году восставшие земледельцы и скотоводы, у которых англичане отбирали лучшую землю и скот, снова ушли в леса и горы, стали «лесными людьми», как называли себя бойцы армии освобождения. Четыре года пылал пожар восстания, четыре года британские батальоны находились в осаде.
Оружием кенийцев были стрелы и копья. Самодельные ружья изготовляли в лесных арсеналах из кусков водопроводных труб, ударником служила рогатка. Шестьдесят тысяч африканцев были брошены в конц-лагери, десять тысяч бойцов убиты, тысяча — казнены.
А Кения продолжала сражаться — и победила. В декабре 1963 года свободная Кения торжественно встретила «лесных людей», своих непокоренных, торжествующих сынов.
Через века пронесли свои обычаи африканцы. Есть среди них разные — и хорошие и устаревшие. Но один, самый дорогой, самый гордый, о котором поют песни, рассказывают тамтамы, слагают легенды, — это обычай не склонять головы, быть хозяином на родной земле. В долгие годы господства англичан непокоренный народ Кении надевал белые маски — знак горя. Теперь я видел во время ритуалов, танцев, праздников все больше красных масок — символов победы, грядущего торжества.
СУТКИ НА ВЕРШИНЕ ДЕРЕВА
В сопровождении охраны с взведенными ружьями мы прошли по эвкалиптовому лесу. У могучего дерева мгуму охотник-профессионал Джон Кук подал знак остановиться. Едва заметная лестница вела вверх. Рядом по ветвям взбирался любопытный павиан, удивленно ухали тропические птицы. Наконец под ногами дощатый настил. В глубину кроны ведет коридор. Комнаты-скворечники насквозь пронзены ветвями, как шпагами факира. У мгуму пышная крона. Настолько пышная, что она скрывает 20 комнат, столовую, зал, три террасы и лестницу.
Так мы оказались в единственной на земном шаре гостинице, построенной на дереве. А дерево это растет в глубине заповедного леса Абердер среди зеленых холмов Кении, по ту сторону экватора.
Отель называется «Тритопс». «Три» — по-английски дерево, «топ» — вершина. Здесь, на вершине дерева, нам предстоит провести сутки.
Изумрудное, точно отполированное озеро отразило седую, древнюю, напоминающую зуб мудрости гору, которая пятикилометровым монументом вознеслась над самым экватором. Одна вершина упирается в свод южного полушария, другая вонзилась в небо северного. Белая Гора — Киликия, или сокращенно Киния, дала имя целой стране — Кении. Озеро отразило и дерево мгуму, поднявшееся над глинистым месивом — звериным пляжем. Оно отразило и со всех сторон окруживший озеро грозный, безмолвный лес.
Но вот он словно расступился, чтобы выпустить из чащобы эвкалиптов своего повелителя. Грозный, стальной слон-вожак величественно застыл, взметнув хобот. Протрубил — так что холодок пробежал по спине. И по сигналу вышло не таясь все стадо.
И по сигналу вышло не таясь все стадо.
Вот оно уже неправдоподобно близко, в двадцати метрах, в десяти, прямо под деревом… Здесь, на глинистом «пляже», находят звери свои лакомства — соль, кобальт, фосфор. Сорок слонов принимают на закате грязевые ванны. Из хоботов-насосов осыпают себя глиной, обвеивают веером ушей. Стадо стального цвета превращается в коричневое, сливается с суглинками, и только белые клыки блестят, как зубы у африканцев.
До чего же суетливы голенастые слонята! Зато старшие величественны, застыли, словно позируют. На клыки налипли комья глины. Слон стряхивает ее и прячет хобот в рот, как руку под мышку. Сплелись хоботы слонихи и слоненка. Целуются?
