Осторожно, Питбуль-Терье! - [8]
Ханне качает головой и сморщивает нос так, что он становится похож на изюмину. Потом шепотом говорит что-то, чего я не слышу. При этом она смотрит на меня. Курт тоже переводит взгляд на меня. Неужели мне начинать?
Курт поднимается со стула и идет ко мне.
— Слушай, Джим, — говорит он тихо, чтоб никто кроме меня не услышал. Это тайна строго между нами, лучшими друзьями. Мы собираемся поиграть в одну штуку с поцелуями, — говорит он и улыбается заговорщицки. — Тебе это как, ничего?
Все-таки Курт отличный товарищ, он чувствует, что я довольно скептически отношусь ко всем этим чмокам и обжиманиям. Но ничего, переживу.
— Очень даже, — отвечаю я, не забывая улыбаться во весь рот.
Курт кивает удовлетворенно.
— Ну вот и здорово. В другой раз, когда у нас будет девчонок побольше, тоже сыграешь.
Улыбка застывает у меня на лице.
— Потому что когда одной девчонки не хватает, получается ерунда, — говорит Курт.
Железная дверь хлопает у меня за спиной с дурацким стуком, и вокруг становится темно и холодно. Меня распирает от злости.
Все это нечестно. Ужасно несправедливо. Ничего хуже и придумать нельзя. Чтоб тебя выперли из твоего же собственного бункера! И кто — твои же лучшие друзья! Должен быть закон, запрещающий такое.
Я бреду к отмели. Скользко, я еле переставляю ноги. К счастью, на небе большая желтая луна, в ее свете я кое-как различаю дорогу.
Внизу под амбразурой раскиданы части моих плеймобилей. На снегу они похожи на большие и маленькие родинки. Я стаскиваю с себя куртку и собираю в нее детальки и человечков. Идет редкий снег. Промозгло и холодно.
Сегодня весь вечер буду играть в игрушки. Всем назло.
Вот это да!
Двумя руками я еле держу набитую игрушками куртку, поэтому мне приходится стучать в дверь носком ботинка. Три раза. Это секретный код.
Никакого ответа.
Я выстукиваю сигнал еще раз, чуть погромче.
Мама не отзывается.
Неприятный холод растекается по затылку.
Может, страхи побороли маму. У нее появились озноб и испарина. И теперь он лежит под одеялом и боится шелохнуться. Или она решила, что в дверь стучит убийца. Она же не может знать, что это я.
Я заглядываю в дверную щель — и холодею. Она закрыта лишь на один замок. А мама всегда запирает на все.
Возможно, в квартире злоумышленники. И сейчас они вяжут в узлы наши вещи. Или ломают их. А маму заставляют на это смотреть.
Мне становится жутко страшно. Но я понимаю, что маме еще страшнее и хуже. И я должен войти в дом.
Я осторожно пихаю дверь локтем. Но край куртки закрыл ручку, и локоть соскальзывает вниз. Я делаю вторую попытку, на сей раз уперев локоть в дверь под ручкой. Я надавливаю, дверь приоткрывается.
Прислушиваюсь.
И слышу мамин голос.
Совершенно нормальный и даже веселый.
Какое облегчение! Как будто пять килограммов сбросил.
Ничего страшного. У мамы в гостях подружка.
Успокоенный и счастливый, я ногой распахиваю дверь и вваливаюсь в комнату.
Бросаю взгляд на диван.
И цепенею.
Куртка с игрушечным домиком с грохотом падает на пол.
Мама на диване показывает семейный альбом Питбулю-Терье!
Беда не приходит одна
Терье улыбается. Щеки мягко колыхаются, как брылики у бульдога. И выглядит он даже мило, почти как мягкая игрушка. Но за этой умильной наружностью скрывается психопат.
Мама весело щебечет. Хотя должна была бы напугаться насмерть, когда такой здоровый неприятный парень позвонил в дверь. Наверняка она сейчас на лекарстве. Мне даже представить себе страшно, как бы все обернулось, не прими она свою таблетку перед самым его приходом.
— Вот и ты! — бодро говорит мама. — А я как раз показываю твоему другу фотографии.
Другу? Так вот что он маме наплел. Ничего себе нахал.
Ладно, первым делом надо быстро убрать с глаз долой мой игрушечный город. Занимаясь этим, я пытаюсь придумать, как бы мне спровадить Питбуля-Терье так, чтобы он не впал в бешенство. Но раньше, чем перестанет действовать мамина таблетка.
Лучше всего вести себя как ни в чем не бывало. Пусть мама считает, что он приличный пай-мальчик. И если Терье это так важно, пусть недолго потешит себя мыслью, что мы с ним друзья. Лучше я потом позвоню ему и по телефону скажу, что мама советует мне поискать себе другого друга.
Собрав все игрушечное хозяйство в кучу, я запихиваю его под свой письменный стол.
Мама поднимается со словами, что пойдет к себе, не будет нам мешать. Она ставит альбом на полку и скрывается в своей комнате.
Питбуль-Терье продолжает улыбаться. Обычное для психа дело. Сейчас он добрее Юлениссе, а через пять минут кинется на тебя с кулаками.
Я сажусь в кресло с другой стороны стола. Лучше к Терье не приближаться. Где-то я читал, что ни в коем случае нельзя смотреть собакам в глаза. Они от этого звереют и сразу вцепляются смотрящему в глотку. Поэтому я старательно слежу за тем, чтобы мой взгляд не поднимался выше лоснящихся щек Терье, между которыми растянута его психованная улыбочка.
Вдруг он встает с дивана. У меня по спине пробегают мурашки. Сейчас он меня прикончит, ясное дело. Для острастки и чтоб другим неповадно было. Я опускаю глаза. Тяжелые шаги приближаются, он дохает по-собачьи над самым ухом. Обходит стол и встает рядом.
