Осторожно HOT DOG! (с иллюстрациями) - [41]
Мир (как и Англия в свое время) пришел в восхищение от черного юмора битла Джона Леннона, который мог ляпнуть что угодно и в присутствии кого угодно, и над этим все дружно смеялись, когда справедливо, а когда и не совсем, считая юмор «Битлз» милым и безобидным. «Скажите, пару слов, находясь перед лицом миллионов американских зрителей», – говорит Джону Леннону американский тележурналист, показывая на кинокамеру. «Какое у них странное лицо», – отвечает Джон, глядя в объектив.
Все да не все американцы восхищались чувством юмора молодых ливерпульских музыкантов. Некоторые богохульные шутки, вроде той, где Джон сказал, что «Битлз» популярнее Христа, совсем не поняли в Америке, тогда как в демократически-саркастической Англии такие вещи вполне проходят и на них никто особого внимания не обращает. В Америке же, где религия имеет куда больший вес, чем в Европе (особенно в протестантской Европе), по-черному лучше не шутить. Не надо… Я, работая на кухне вместе с Чи Вэем, выпускал шутки ради комикс-стенгазету «Daily Chronicles», где в прикольных картинках рассказывал о событиях дня прошедшего и потом эти свои «крониклз» прикалывал на стенд заданий и объявлений. Мои «картунз» жутко нравились всему лагерю, и наш директор даже делал копии на ксероксе и раздавал их всем желающим. Как-то в одном из выпусков я обозвал вечеринку предыдущего дня, чисто в шутку, оргией. На следующий день ко мне подошел Тед, симпатичный парень из береговой охраны, и, дико извиняясь, спросил, знаю ли я, что такое оргия.
– Ну да, знаю, – ответил я.
– А знаешь ли ты, что там происходит? – продолжал, краснея и извиняясь, спрашивать меня Тед.
– Конечно, – пожал я плечами.
– И то, что там, м-м-м, ну это, происходит всякое такое, сексуальное… – запинался Тед.
– Да, – заулыбался я, – конечно, знаю.
– А почему ты тогда написал, что вчера в здании столовой состоялась оргия? – смущенно потупил глаза Тед.
– Ты знаешь, я вроде как пошутил, – смутился уже я, – все же видели, что там никакой оргии на самом деле не было.
– А, тогда понятно, – улыбнулся Тед, – извини еще раз.
– Да нет, все нормально, Тед.
Про себя я подумал, что, в религиозном лагере отдыхая, мог бы, конечно, слово «оргия» не употреблять.
И не обращайте внимания на американское кино, где все они матерятся да про секс говорят, будто озабоченные подростки. Это всего лишь кино, которому американцы многое прощают и с которого пример не берут. После их фильмов кажется, что по всей Америке только тем и занимаются, что стреляют с вертолетов друг по другу, взрывают автомобили, насилуют, убивают. А на самом деле все тихо.
Про английский юмор можно говорить долго, даже целую книгу посвятить этой теме, поэтому я закругляюсь. Но напоследок расскажу вам еще один, уже канадский анекдот.
Два канадца плохо играли в гольф. Но вдруг один стал играть значительно лучше.
– Джон, что случилось? Почему ты так хорошо стал бить по мячу? – спрашивает его друг.
– Слушай, Билли, – отвечает Джон, – теперь я перед каждой игрой занимаюсь сексом со своей женой, и после этого игра идет значительно лучше. Советую тебе, Билли, сделать то же самое… На следующей неделе Билли также сильно прибавил в игре.
– Я вижу, ты воспользовался моим советом, – улыбается Джон.
– Да. – отвечает Билли, – я воспользовался твоим советом и стал, как видишь, также играть лучше. И, между прочим, у тебя отличная жена…
* БУДУЩЕЕ ВРЕМЯ БЕЗ WILL
Нашего человека в англоговорящем мире можно сразу узнать по тому, как он строит английские предложения будущего времени. Естественно, то и дело мы используем глагол will. Но вот сами американцы и англичане все чаще и чаще образуют будущее время при помощи не привычного для нас will, а непривычного в таких случаях to come (приходить) в продолженной форме: coming. The train will come at 10.30. Если кто-то там is coming, то дословно и переводят: кто-то уже идет, сейчас придет, на подходе. Короче будет. Это касается как одушевленных предметов, так и неодушевленных, в разряд которых по английским правилам входят и животные.
Еще будущее время передается при помощи to be going to, чему нас учат, естественно, во всех школах и институтах. Правда, в этом случае не следует выражение типа I am going to write you (я собираюсь вам написать) переводить, обязательно используя слово «собираться». Можно сказать куда проще: I’m gonna write you (я напишу вам).
В устной речи уже давно и активно используется упрощенная форма от to be going to – to be gonna. Это даже не слэнг, как многие думают, а общепринятая разговорная форма. I’m gonna call you tonight (по-американски вместо night можно написать и nite). Это вариант тоже куда более распространен, чем I will call you tonight. Так что, will обречен на медленное вымирание? Нет. Его тоже активно используют, но в качестве вежливого обращения: will you be so kind… will you close the door… To есть когда вас вежливо просят о некой услуге: закрыть дверь, окно, перезвонить, зайти позже… Так же активно will используется в кратких ответах, когда спрашивают о ваших либо не ваших действиях в будущем времени: Will you come tomorrow? (He придете ли вы завтра?) I heard you’re gonna make up a new song? (Слышал, вы собираетесь состряпать новую песню?) Yes, I will (да, приду, да, буду, да сделаю).
Книга «Тропою волка» продолжает роман-эпопею М. Голденкова «Пан Кмитич», начатую в книге «Огненный всадник». Во второй половине 1650-х годов на огромном просторе от балтийских берегов до черноморской выпаленной степи, от вавельского замка до малородных смоленских подзолков унесло апокалипсическим половодьем страшной для Беларуси войны половину населения. Кое-где больше.«На сотнях тысяч квадратных верст по стреле от Полоцка до Полесья вымыло людской посев до пятой части в остатке. Миллионы исчезли — жили-были, худо ли, хорошо ли плыли по течениям короткого людского века, и вдруг в три, пять лет пуста стала от них земная поверхность — как постигнуть?..» — в ужасе вопрошал в 1986 году советский писатель Константин Тарасов, впервые познакомившись с секретными, все еще (!!!), статистическими данными о войне Московии и Речи Посполитой 1654–1667 годов.В книге «Тропою волка» продолжаются злоключения оршанского, минского, гродненского и смоленского князя Самуэля Кмитича, страстно борющегося и за свободу своей родины, и за свою любовь…
Михаил Голденков представляет первый роман трилогии о войне 1654–1667 годов между Московским княжеством и Речью Посполитой. То был краеугольный камень истории, ее трагичный и славный момент.То было время противоречий. За кого воевать?За польского ли короля против шведского?За шведского ли короля против польского?Против московского царя или с московским царем против своей же Родины?Это первый художественный роман русскоязычной литературы о трагичной войне в истории Беларуси, войне 1654–1667 годов. Книга наиболее приближена к реальной истории, ибо не исключает, а напротив, отражает все составляющие в ходе тех драматических событий нашего прошлого.
Книга «Схватка» завершает трилогию, которую автор назвал «Пан Кмитич», состоящую из трех книг: «Огненный всадник», «Тропою волка» и «Схватка».Что касается фактов исторических, то единственное искажение, к которому прибегает автор — это сжатие времени, ибо даже в трех пухлых книгах не описать все значимые события тех огненных тринадцати лет ужасной войны. В романе также достаточно близко к правде отображен колоритный мир простых людей XVII века, их верования и традиции.Иллюстрации М. А. Голденкова.
Эта книга завершает серию приключений оршанского князя пана Самуэля Кмитича и его близких друзей — Михала и Богуслава Радзивиллов, Яна Собесского, — начатых в книге «Огненный всадник» и продолженных в «Тропою волка» и «Схватка».Закончилась одиссея князя, жившего на изломе двух эпох в истории белорусского государства: его золотого века и низвержения этого века в небытие, из которого страна выбирается и по сей день. Как верно писал белорусский поэт Владислав Сырокомля: «Вместе с оплаканными временами Яна Казимира кончается счастливая жизнь наших городов».
Информация, изложенная в этой книге, не представляет никакой тайны. Однако по исторически сложившимся причинам ее не принято широко обсуждать и исследовать. Автор считает это большой ошибкой, потому что искажение исторической информации рождает лишь встречное искажение и тормозит процесс либеральных преобразований в обществе.Именно имперское искажение истории рождает экстремистские течения. Объективный же анализ истории и есть путь к народному согласию.
Книга, которую вы держите в руках, — поиск ответов на те вопросы, которые задают учителям не в меру любопытные школьники, не получая ясных объяснений.Кто же такие древние русские, предки украинцев, русских России и беларусов? Почему одни из них как на старшего брата взирают на Москву, а других поворачивает в обратную сторону? Что есть Беларусь, Русь, Россия, Москва и наши предки русы?
Стоит ли верить расхожему тезису о том, что в дворянской среде в России XVIII–XIX века французский язык превалировал над русским? Какую роль двуязычие и бикультурализм элит играли в процессе национального самоопределения? И как эта особенность дворянского быта повлияла на формирование российского общества? Чтобы найти ответы на эти вопросы, авторы книги используют инструменты социальной и культурной истории, а также исторической социолингвистики. Результатом их коллективного труда стала книга, которая предлагает читателю наиболее полное исследование использования французского языка социальной элитой Российской империи в XVIII и XIX веках.
Предлагаемое пособие имеет практическую направленность и нацелено на то, чтобы помочь учащимся подготовиться к выполнению самых сложных заданий на Едином государственном экзамене по русскому языку (часть «С»), т.е. к написанию сочинения-рассуждения в жанре, близком к рецензии или эссе. В пособии даны речевые образцы и методические шаги по выстраиванию сочинения-рассуждения в жанре рецензии, указаны типичные, часто встречающиеся на ЕГЭ грамматические и речевые ошибки, предложены советы, как начинать и завершать письменную работу, приведены основные параметры стилей речи и образцы рецензий по каждому из них.
У этой книги интересная история. Когда-то я работал в самом главном нашем университете на кафедре истории русской литературы лаборантом. Это была бестолковая работа, не сказать, чтобы трудная, но суетливая и многообразная. И методички печатать, и протоколы заседания кафедры, и конференции готовить и много чего еще. В то время встречались еще профессора, которые, когда дискетка не вставлялась в комп добровольно, вбивали ее туда словарем Даля. Так что порой приходилось работать просто "машинистом". Вечерами, чтобы оторваться, я писал "Университетские истории", которые в первой версии назывались "Маразматические истории" и были жанром сильно похожи на известные истории Хармса.
Назовите самые популярные переводные детские книги. Не сомневаемся, что в ваш список попадут повести о муми-троллях Туве Янссон, «Алиса в Стране чудес» Кэрролла, «Хроники Нарнии» Льюиса, эпопея «Властелин колец» Толкина, романы Дж.К. Роулинг о Гарри Поттере. Именно о них – ваших любимых (или нелюбимых) книгах – и пойдет речь в этом сборнике. Их читают не по программе, а для души. Поэтому рассуждать о них будет самый известный литературный критик, поэт и писатель, популяризатор литературы Дмитрий Быков. Его яркие, эмоциональные и невероятно интересные выступления в лектории «Прямая речь» давно привлекают школьников и родителей.
В центре внимания научных работ, которые составили настоящий сборник, находится актуальная проблематика транснациональных процессов в русской литературе и культуре. Авторы рассматривают международные литературные и культурные контакты, а также роль посредников в развитии русской культуры. В их число входят И. Крылов, Л. Толстой, А. Ахматова, М. Цветаева, О. Мандельштам и другие, не столь известные писатели. Хронологические рамки исследований охватывают период с первой четверти XIX до середины ХХ века.
Книга рассказывает о жизни и сочинениях великого французского драматурга ХVП века Жана Расина. В ходе повествования с помощью подлинных документов эпохи воссоздаются богословские диспуты, дворцовые интриги, литературные битвы, домашние заботы. Действующими лицами этого рассказа становятся Людовик XIV и его вельможи, поэты и актрисы, философы и королевские фаворитки, монахини и отравительницы современники, предшественники и потомки. Все они помогают разгадывать тайну расиновской судьбы и расиновского театра и тем самым добавляют пищи для размышлений об одной из центральных проблем в культуре: взаимоотношениях религии, морали и искусства. Автор книги переводчик и публицист Юлия Александровна Гинзбург (1941 2010), известная читателю по переводам «Калигулы» Камю и «Мыслей» Паскаля, «Принцессы Клевской» г-жи де Лафайет и «Дамы с камелиями» А.