Осторожно HOT DOG, или Современный активный английский - [14]
- Got it? - Понятно?
- I got it, sir. - Я все понял, сэр,- бойко отвечаете вы.
А сейчас to get выполнил роль глагола to understand, что также часто происходит. Идем дальше:
Вы работаете в китайском ресторане на кухне, стоите за одним столом с поварихой и в четыре руки рубите огурец "в капусту ". Вдруг ножичек поварихи выскальзывает из рук и падает под стол. Вы как истинный джентльмен бросаетесь поднимать этот нож, но женщина останавливает вас:
- It' s OK! I got it. - Все о 'кэй, я сама подниму.
А вот сейчас to get заменяет и to find, и to pick up. Этот же пример наглядно демонстрирует, что женская эмансипация привела американцев к тому, что дамы приравняли себя к мужчинам - в самом грустном смысле этого слова. Вначале, попадая в такие ситуации, я думал, что это исключение из правил, но, увы, все чаще приходилось видеть, как хрупкая девушка пыхтит под тяжестью нагруженной сумки, а у идущего рядом парня руки свободные. Когда я однажды взял чемодан из рук девушки, русской (американка наверняка не поняла бы, что я, собственно, от нее хочу), так вот, когда я взял чемодан, то мой друг-канадец - ее boy friend - лишь усмехнулся: "Она что, маленькая?" - "Ей тяжело. Чемодан слишком большой",- пытался объяснить я канадцу, но тот, кажется, все равно ничего не понял.
Самое неприятное - попадать впросак. Помните, как много глаголов заменяет to get? И understand, и to have, и даже to find, и to find out. Но будьте осторожны, если вы употребляете to get по отношению к одушевленным лицам, где наш старый и добрый to get приобретает уже совсем другие значения. ЗЛОВЕЩИЕ.
Пример первый.
Усталый шериф Джереми Хоуп зашел в салун и, стряхнув придорожную пыль со своей широкополой шляпы и швырнув оную на пустой столик, почти упал на стойку:
- Два виски.
Все смотрели на шерифа в немом ожидании, но Хоуп пил молча, ни на кого не глядя.
- Где Черный Джек, Джерри? - не выдержал старина Сэм. Обычно такой неторопливый и хладнокровный, он казался самым нетерпеливым в своем желании узнать, кончилось или нет время ужаса и беспредела Дакоты. Шериф осушил третий стаканчик виски и лишь после этого повернулся к завсегдатаям салуна. В притихшем зале прозвучал его ровный спокойный голос:
- I got him. I got Blak Jack.
По-русски это значит: "Я пристрелил, прикончил Черного Джека". Если бы этот Джек был хорошенькой особой вредного, ой, извините, слабого пола, то get могло означать изнасилование. Видите, здесь get заменяет to kill и еще многое другое.
Пример второй.
Билл давно собирает компромат на неверную жену. И вот, наконец, выслеживает ее на пляже Брайтон Бич с каким-то не понятым у себя на родине очередным парнем из России.
- I got you,- улыбается Билл, щелкая затвором… фотоаппарата, когда его неверная жена Хелен заходится затяжным поцелуем с сомнительным "авторитетом русской эмиграции".
Сейчас I got you будет означать "вот ты и попалась", "вот я тебя и застукал", "накрыл тебя, голубушку" и дальше в этом же духе. Поэтому, ребята, никогда не говорите "ай гач ю" своему собеседнику, имея в виду, что вы его поняли. Говорите I got it, не ошибетесь.
Пример третий.
Пол провожает Джейн и у дверей ее скромного двухэтажного домика с садом и бассейном пять на пять ярдов, теряясь и краснея, бормочет:
- 1 love you, Jane. I love you since the first day I got you. - Я люблю тебя, Джейн. Я люблю тебя с первого дня, когда обрел тебя.
В этом контексте, как видно, to get с одушевленным лицом контачит в позитивном смысле. Парень, говорящий своей девушке you got те или I got you, имеет в виду "я обрел тебя - ты обрела меня; я нашел тебя - ты нашлась; я получил тебя (не по почте, разумеется)" и т.д. Ну, думаю, что вы тоже got it.
То get активно используется и в значении "наступление, приближение".
1967 год. Пол Маккартни вышел из автомобиля и, схватив с земли палку, побежал, увлекая за собой свою собаку Марту. Щурясь на весеннем солнце.Пол, глядя, как резвится его бобик, улыбнулся сам себе: "It's getting better. - Становится лучше".
Ковбои Джон и Билл стоят под горой. Джон прикалывается, говоря, что видит висящего альпиниста, зацепившегося штанами за утес. Билл полчаса старается разглядеть несуществующего альпиниста. Джон уже не рад своей шутке и чуть не плачет:
- Come on. Billy. I said there's no climber over there. I was kidding you. It's getting too dark. - Ну давай же, Билли. Говорю же, нет там никакого альпиниста, я тебя разыграл. Становится слишком темно!
Если честно, то темно уже давно, и с трудом видно даже саму гору, поэтому Билл говорит Джону:
- I сап't see nobody over there. Too dark. I need to get closer. - Никого там не вижу. Слишком темно. Мне нужно подойти поближе.
То get closer - "приближаться". It's getting dark - "темнеет". It's getting better - "становится лучше" (о погоде и обо всем прочем другом). Из примера также видно, что в разговорном английском уже давно и успешно обосновалось так называемое двойное отрицание: I can't see nobody вместо Ican see nobody.
Миссис Вандербилт говорит мужу, что они больше никогда не смогут заставить Джонни прибираться в своей комнате:
- Не got the government to declare it a wildness area. - Он вынудил правительство объявить его комнату заповедной зоной.
Книга «Тропою волка» продолжает роман-эпопею М. Голденкова «Пан Кмитич», начатую в книге «Огненный всадник». Во второй половине 1650-х годов на огромном просторе от балтийских берегов до черноморской выпаленной степи, от вавельского замка до малородных смоленских подзолков унесло апокалипсическим половодьем страшной для Беларуси войны половину населения. Кое-где больше.«На сотнях тысяч квадратных верст по стреле от Полоцка до Полесья вымыло людской посев до пятой части в остатке. Миллионы исчезли — жили-были, худо ли, хорошо ли плыли по течениям короткого людского века, и вдруг в три, пять лет пуста стала от них земная поверхность — как постигнуть?..» — в ужасе вопрошал в 1986 году советский писатель Константин Тарасов, впервые познакомившись с секретными, все еще (!!!), статистическими данными о войне Московии и Речи Посполитой 1654–1667 годов.В книге «Тропою волка» продолжаются злоключения оршанского, минского, гродненского и смоленского князя Самуэля Кмитича, страстно борющегося и за свободу своей родины, и за свою любовь…
Михаил Голденков представляет первый роман трилогии о войне 1654–1667 годов между Московским княжеством и Речью Посполитой. То был краеугольный камень истории, ее трагичный и славный момент.То было время противоречий. За кого воевать?За польского ли короля против шведского?За шведского ли короля против польского?Против московского царя или с московским царем против своей же Родины?Это первый художественный роман русскоязычной литературы о трагичной войне в истории Беларуси, войне 1654–1667 годов. Книга наиболее приближена к реальной истории, ибо не исключает, а напротив, отражает все составляющие в ходе тех драматических событий нашего прошлого.
Эта книга завершает серию приключений оршанского князя пана Самуэля Кмитича и его близких друзей — Михала и Богуслава Радзивиллов, Яна Собесского, — начатых в книге «Огненный всадник» и продолженных в «Тропою волка» и «Схватка».Закончилась одиссея князя, жившего на изломе двух эпох в истории белорусского государства: его золотого века и низвержения этого века в небытие, из которого страна выбирается и по сей день. Как верно писал белорусский поэт Владислав Сырокомля: «Вместе с оплаканными временами Яна Казимира кончается счастливая жизнь наших городов».
Книга «Схватка» завершает трилогию, которую автор назвал «Пан Кмитич», состоящую из трех книг: «Огненный всадник», «Тропою волка» и «Схватка».Что касается фактов исторических, то единственное искажение, к которому прибегает автор — это сжатие времени, ибо даже в трех пухлых книгах не описать все значимые события тех огненных тринадцати лет ужасной войны. В романе также достаточно близко к правде отображен колоритный мир простых людей XVII века, их верования и традиции.Иллюстрации М. А. Голденкова.
Информация, изложенная в этой книге, не представляет никакой тайны. Однако по исторически сложившимся причинам ее не принято широко обсуждать и исследовать. Автор считает это большой ошибкой, потому что искажение исторической информации рождает лишь встречное искажение и тормозит процесс либеральных преобразований в обществе.Именно имперское искажение истории рождает экстремистские течения. Объективный же анализ истории и есть путь к народному согласию.
Книга, которую вы держите в руках, — поиск ответов на те вопросы, которые задают учителям не в меру любопытные школьники, не получая ясных объяснений.Кто же такие древние русские, предки украинцев, русских России и беларусов? Почему одни из них как на старшего брата взирают на Москву, а других поворачивает в обратную сторону? Что есть Беларусь, Русь, Россия, Москва и наши предки русы?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пушкин и английский язык - маленькие открытия переводчика.
Задача этой книги — показать, что русская герменевтика, которую для автора образуют «металингвистика» Михаила Бахтина и «транс-семантика» Владимира Топорова, возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Вся книга состоит из примечаний разных порядков к пяти ответам на вопрос, что значит слово сказал одной сказки. Сквозная тема книги — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы. Толкуя слово, мы говорим, что оно значит, а значимо иное, особенное, исключительное; слово «думать» значит прежде всего «говорить с самим собою», а «я сам» — иной по отношению к другим для меня людям; но дурак тоже образцовый иной; сверхполное число, следующее за круглым, — число иного, остров его место, красный его цвет.
Задача этой книжки — показать на избранных примерах, что русская герменевтика возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Сквозная тема составивших книжку статей — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы.
Сосуществование в Вильно (Вильнюсе) на протяжении веков нескольких культур сделало этот город ярко индивидуальным, своеобразным феноменом. Это разнообразие уходит корнями в историческое прошлое, к Великому Княжеству Литовскому, столицей которого этот город являлся.Книга посвящена воплощению образа Вильно в литературах (в поэзии прежде всего) трех основных его культурных традиций: польской, еврейской, литовской XIX–XX вв. Значительная часть литературного материала представлена на русском языке впервые.