Осточерчение - [23]

мир стоит, зажмурившись,

как трёхлетняя девочка в ожидании поцелуя,

сплошным

«люблю»

16 февраля 2013 года, Мумбай,

Dhamma Pattana Meditation Centre

Четыре извещения

М.

тоска по тебе, как скрипка, вступает с высокой ноты,

обходит, как нежилые комнаты,

в сердце полости и темноты,

за годы из наваждения, распадаясь на элементы,

став чистой мелодией из классической киноленты

давай когда-нибудь говорить, не словами, иначе, выше,

о том, как у нас, безруких, нелепо и нежно вышло,

как паника обожания нарастает от встречи к встрече,

не оставляя воздуха даже речи

выберем рассветное небо, оттенком как глаз у хаски,

лучше не в этом теле, не в этой сказке,

целовать в надбровья и благодарить бесслёзно

за то, что всё до сих пор так дорого и так поздно

спасибо, спасибо, я знала ещё вначале,

что уже ни к кому не будет такой печали,

такой немоты, усталости и улыбки,

такой ослепительной музыки, начинающейся со скрипки

пронзающей, если снишься, лучом ледяного света,

особенно в индии, где всё вообще про это —

ничто не твоё, ничто не твоё, ни ада,

ни рая нет вне тебя самого, отпусти, не надо

Р.

ты мне снилась здесь – ты и твоя бабушка,

в незнакомой ночной квартире.

я проснулась за три минуты до гонга

(а гонг, если что, в четыре).

сколько любви и грусти, всё думала,

к той, у кого дрожали

губы от бешенства, что гнало меня гулкими этажами,

когда она дремлет, свернувшись, в кресле,

в цветной пижаме.

ты спросила: «ба, как жалеют тех,

кому стало ничто не в радость?»

и она: «а точно не шлёпнуть их,

а то я бы уж постаралась?»

ты пришла ко мне на балкон, и мы, отражаясь блёкло,

всё глядели, как ночь наливается через стёкла

здорово, что душа не умеет упомнить лиха,

убегая тайком от меня погладить, нежнее блика,

и за десять тыщ километров, скучает если,

меднокудрую девочку, спящую в долгом кресле

А.

да, благодаря тебе ум и стал так ловок —

ты всегда взыскуешь хлёстких формулировок.

шестьдесят часов я его учу дисциплине, мере —

и он язвит мне в твоей манере.

ничего не нужно, даже запоздалого извинения —

мы ленивы,

чтоб искать очевидцев и поднимать архивы;

противогордынное действует понемногу.

даже быть услышанной. слава богу.

стало ясно, что мы крутые стрелки. что не в этом сила.

что война окончена, и смешно, что происходила.

что одиннадцать лет назад ты явила чудо

высшего родства. и вот это всё откуда.

М.

здесь понятно, что человек

только чашка со звёздным небом

или карта ночного города с самолёта,

что свободен не тот, кто делает что захочет,

а тот, кто не знает гнёта

постоянного бегства и вожделения. и что любая рана

заживает. что счастье встретить тебя так рано.

потому что всё, что касается волшебства,

власти неочевидного и абсурда, саму идею

ты преподавал с изяществом зрелого чародея.

я была удостоена высшего заступничества и тыла —

в юности у меня был мятежный ангел. я его не забыла.

потому что мне столько, сколько тебе тогда.

я стеснялась детства,

а ты сам был ребёнком, глядящим, куда бы деться.

но держался безукоризненно. и в благодарность школе

вот тебе ощущение преходящести всякой боли.

12 февраля 2013 года, Мумбай,

Dhamma Pattana Meditation Centre

«Голова полна детского неба…»

голова полна детского неба, розовеющего едва.

наблюдаешь, как боль, утратив свои права,

вынимается прочь из тела, словно из тесного рукава.

хорошо через сто лет вернуться домой с войны,

обнаружить, что море слушается луны,

травы зелены,

и что как ты ни бился с миром, всё устояло,

кроме разве что сердца матери,

выцветшего от страха до белизны

13 февраля 2013 года, Мумбай,

Dhamma Pattana Meditation Centre

«Смерть, как всё, чего ты ещё не пробовал…»

смерть, как всё, чего ты ещё не пробовал, страшно лакома:

спать не можешь от мысли, как же она там, как она —

ходит над тобой между облаками,

или рядом щёлкает каблуками,

или нарастает в тебе комками?

а наступит – так просто аэропорт,

на табло неведомые каракули.

непонятно, чего они все так плакали.

да не озирайся, ты своего не пропустишь рейса.

посиди, посмотри, погрейся.

13 февраля 2013 года

«Где пески текут вдоль пляжа…»

Эду Боякову

где пески текут вдоль пляжа,

лёгкие, как наши сны,

там закат лежит, как пряжа

у волны.

ночь, когда я уезжаю,

розовая изнутри.

ты смеёшься как южане.

как цари.

так, чтобы глаза не меркли

наблюдать и ликовать.

так, что ни тоске, ни смерти

не бывать.

20 февраля 2013 года, самолёт Даболим – Москва

«За моей кромешной, титановой…»

за моей кромешной, титановой, ледяной обидой на мир

происходили монастыри и скалы,

тонкий хлопок и кашемир,

водопады с радугой в мелких брызгах, и вкус бирьяни,

и в лепёшке теста горячий сыр

белое, как таджмахальский мрамор, и чёрное, как каджал,

месяц как заточенная монета, что режет бархат со звёздами,

кошачий коготь или кинжал,

сумерки, напоенные улуном, земля, трепещущая от зноя,

везде, куда бы ни приезжал

запах тёртой кожи, прохлада кёрда, слюда и медь,

отзвук дальнего пения, невозвратимый впредь,

и мои насмешливые сокамерники и братья,

уже начинающие стареть

как я умудрялась глядеть сквозь это

и продолжать сидеть взаперти,

вместо того, чтобы просто выбраться и уйти

и стать только тем, что ветер исследует как преграду,

лёгкими ладонями, по пути

сколько нужно труда, аскезы, чтобы опять понимать язык

отраженья, касанья, папайи, пепла и бирюзы —