Оставшиеся в тени - [201]
Здесь же появились, кстати сказать, и некоторые произведения и переводы М. Штеффин (например, публиковавшийся в № 1, 3 и 4 за 1938 год ее перевод с норвежского пьесы Нурдаля Грига «Поражение», от которой впоследствии отталкивался Брехт при работе над собственной пьесой «Дни Коммуны», стихотворный отрывок из пьесы «Ангел-хранитель», 1936, № 12 и др.).
Так что в письмах Брехта своему безотказному секретарю, делопроизводителю и порученцу вовсе не зря, как видим, с некоторых пор все чаще замелькали приписки, несколько однотипно начинавшиеся: «Кстати, «Дас Ворт»…»
Однако вернемся к весне 1936-го, когда Грета полгода жила в СССР.
21 марта она отметила свой день рождения. Обычное поздравление из Дании почему-то опоздало — Брехт позвонил лишь 23-го.
На следующий день она писала ему:
«…21 марта у меня был одинокий день рождения. Мне теперь уже 28 лет… Дорогой Биди, полгода — это невероятно долгий срок. И это прекрасно и так странно, когда твой голос столь близко, а ты так далеко.
Теперь попытаюсь по очереди, но, может статься, через пень-колоду все рассказать.
Вчера все хотели с тобой говорить, стояли у телефона, и я нервничала. Надеюсь, сегодня выйдет лучше.
«Ленфильм». Люди там ценят тебя очень. Они хотят с тобой сделать или «Швейка», или фильм о Хорсте-Весселе (псевдогерой нацистской пропаганды. — Ю. О.)… Вообще они очень точно знают твою работу, многое из твоего читали и хотят использовать тебя только для фильмов с нерусскими сюжетами. Но ведь это и было бы самым лучшим? Предел желаний для них — сделать с тобой серию фильмов. Пискатор… говорит, что ты безусловно должен согласиться, если все обещанное и обсуждавшееся окажется реальным».
И дальше в письме М. Штеффин идет перечень организационно-материальных условий, предлагаемых сценаристу сотрудниками студии «Ленфильм». А письмо в целом представляет собой тот самый деловой отчет Брехту, где в пункте «Мария» и содержится многозначительное поминание о том, что «…Мария называет тебя в составе редакции нового журнала «Дас Ворт».
В том же письме от 24 марта 1936 года, описывая ленинградских киношников, Маргарет Штеффин приводит любопытный штрих. Оказывается, кое-кто из них имел случай лично наблюдать Брехта в СССР.
Причем им понравилось, «что ты вел себя как товарищ по отношению ко всему, что видел перед собой, и как ты держался среди людей».
Эти свежие впечатления мог дать лишь приезд писателя весной 1935 года.
Выше уже отмечалось, каким импульсом для дальнейшего взаимодействия с культурой Советской страны явилась эта поездка.
Но стать таковой, добавим теперь, она могла лишь потому, что внутренне была хорошо подготовлена. Не только идейно, духовно, но и, так сказать, информативно, самой осведомленностью в предмете. Степень знания культурно-художественной жизни страны, реальной обстановки и людей были уже таковы, что условия для более тесного делового сотрудничества созрели.
Характерно, что биографические источники о Б. Брехте, появившиеся в ГДР в последние годы, теперь уже не упускают из виду роль его «полпреда» в СССР — Маргарет Штеффин.
Вот что говорится в связи с поездкой Б. Брехта в СССР весной 1935 года в новой фундаментальной иллюстрированной биографии писателя:
«В Москву Брехт поехал по случаю V декады революционного искусства в апреле 1935 года, основными устроителями которой были Международное объединение рабочих театров и Международное объединение революционных писателей. Во главе театрального объединения стоял Эрвин Пискатор; в писательском объединении секретарем немецкой секции был Иоганнес Р. Бехер. В августе 1934 года Брехт должен был входить в состав немецкой делегации, которая участвовала в заседаниях Первого Всесоюзного съезда советских писателей, однако болезнь помешала ему. О ходе и результатах работы съезда он был хорошо информирован из московской газеты «Дойче Центральцайтунг», журнала «Интернационале литератур» и через Грету Штеффин, которая осенью 1934 года была в Москве». (Schumacher. «Leben Brechts in Wort und Bild», S. 128.)
Каждый приезд Маргарет Штеффин в СССР становился лишь новым отрезком дороги, встающей из-за поворотов. Лишь частью той же ее непрекращающейся деятельности, которая все больше обращалась в смысл здешних пребываний. Хотя поначалу и она сама, и окружающие имели вроде бы одно намерение — поправку ее здоровья.
Причем по некоторым признакам нынешнее полугодие 1936 года сулило стать, пожалуй, даже наиболее успешным. Во всяком случае результаты были налицо.
Особенно неплохо обстояло дело с новой печатной продукцией Б. Брехта в СССР.
Как раз в те самые месяцы выходили оба сразу немецкое и русское издания крупной работы — «Трехгрошового романа» (в переводе В. Стенича), отдельной книжкой — пьеса «Круглоголовые и остроголовые». Московское Издательство иностранных рабочих в СССР одновременно с пражским издательством «Малик» готовило том драматургии Брехта, в столичной периодике печаталась пьеса «Горации и Куриации» и стихи.
Развивались отношения с театрами. Именно с зимы 1936 года в московском театре Н. Охлопкова, ленинградском «Мюзик-зале» и харьковском театре заинтересовались пьесой «Круглоголовые и остроголовые» и уже начинали разучивать роли…
