Останься со мной! - [41]

По окончании учебы не раз попадал в «горячие точки», неоднократно награждался за проявленное мужество и отвагу. Солдаты, служившие под его началом, отзывались о нем как о мудром командире, способном как проявить жесткость в принципиальных вопросах, так и пойти навстречу в тех ситуациях, когда это бывало возможно.

Во время службы отношения с друзьями по училищу особенно не поддерживал. «Довольно трудно было бы их поддерживать откуда-нибудь из Сербии», – усмехнулась я про себя. Из этого еще не следовало, что Радевич – человек эмоционально холодный, неспособный на крепкую привязанность.

Однако досье свидетельствовало о глубокой привязанности Радевича к матери, к несчастью, довольно рано умершей от рака. Радевич до последнего верил в то, что женщину удастся спасти, возил ее по лучшим специалистам и все-таки не смог вырвать из лап болезни. Значит, еще одна тяжелая утрата в прошлом. Понятно.

Семейное положение…

В 24 года женился на Орешиной Лидии Алексеевне, медицинской сестре, служившей в Российской миссии в Сербии, где в тот момент находился Радевич. Снова фотография – на этот раз свадебная. Олег здесь уже похож на себя нынешнего – разумеется, чуть уже в плечах, с более открытым взглядом. Но в целом – облик сегодняшнего 39-летнего спокойного, сильного и уверенного в себе полковника, выполняющего крайне важную, опасную и ответственную миссию.

Орешина Лидия Алексеевна оказалась симпатичной коротко стриженной девушкой с косо пересекавшей лоб темной гладкой челкой и чуть выдающимся вперед острым подбородком. Тут все ясно – чужая страна, опасная служба, стрельба, возможность погибнуть в любой момент. Женщина-врач во время ведения боевых действий – надежная, спасительная, самоотверженная подруга. Боевой товарищ. И в то же время – единственный источник заботы и нежности. Имелась у Радевича и дочь Светлана – к настоящему моменту достигшая тринадцатилетнего возраста. В файлах нашлось несколько фотографий: счастливая семья во время наверняка редких совместных отпусков. На море, у родителей Радевича в Саратове, с друзьями на природе. На паре кадров Радевич сидел с удочкой на берегу. Значит, любит рыбалку. Это тоже стоило запомнить.

А вот здесь дочка Радевича обнимала за шею здоровенного, лохматого, бело-бежевого в палевых подпалинах алабая. Ага… выходит, кое-какие увлечения из детства у Радевича остались.

Ну-ка, ну-ка…

Я быстро пролистала файл до того момента, когда Радевич был направлен на работу в Стамбул. Домашний адрес – значит, живет в пригороде, нужно запомнить.

Примерное расписание…

Где же это? Ага, вот! Домашний питомец – собака породы алабай, кличка Олан. Хм, а это интересно. Олан – по-турецки «мальчик». Кто бы мог подумать, какая сентиментальность! Нужно будет подумать, как использовать эту информацию.

Далее из документов я узнала, что три года назад Радевич развелся с женой. Инициатором развода оказалась Орешина Лидия Алексеевна. Ну, еще бы, пока что Радевич во всем выходил таким идеальным, честным, преданным, неподкупным, строгим и высокоморальным, что заподозрить его в качестве инициатора развала семьи не получалось никак. Лидия же Сергеевна, как повествовали документы, через полгода после развода уже сочеталась браком с турецким бизнесменом Кяримом Бояджи. Дочь Радевича живет с матерью и отчимом, однако Олег видится с ней не реже чем раз в неделю, как правило, во время…

О-о-о, вот это интересно! Во время поездок в загородный клуб. Владельцы клуба разводят алабаев.

Так.

…Клуб-питомник «Верный друг» (по-турецки sadık arkadaşı) располагался в десяти километрах от Стамбула и занимал довольно большую территорию, изящно оформленную, отгороженную от внешнего мира аккуратной изгородью, вылизанную и чистую.

К воротам питомника я подъехала в среду, ровно в 12 дня.

Если раздобытые Володей сведения не врали, это означало, что Радевич вместе с дочерью и питомцем должен был прибыть сюда около получаса назад.

На этот раз я была не одна – специально распорядилась, чтобы со мной поехал Гриша, один из сотрудников, отвечающих за безопасность мою и музыкантов во время концертов. Гриша, облаченный в безликий темный костюм, вел машину, я же сидела на заднем сиденьи, держа на руках приличного размера клетку-переноску, в которой сопел двухмесячный щенок алабая.

Разыграно все было как по нотам. Щенка я якобы получила в подарок от одного из турецких поклонников моего таланта. Я обнаружила его в гримерке после вчерашнего концерта и устроила показательную истерику – то топала ногами, возмущалась, орала, то принималась умиленно тискать щеночка, то, закатывая глаза, со слезами в голосе вопрошала, куда мне теперь девать это сокровище, которое я никак – ну никак! – не могу оставить у себя. Имени дарителя я не называла, но постаралась довольно прозрачно намекнуть, что подозреваю Фаруха Гюлара. В конце концов, от его имени мне уже доставили столько комично-огромных корзин цветов и нелепых подарков, что удивления это ни у кого бы не вызвало.

В общем, постаралась я на славу: через час весь работавший на меня персонал, а также персонал принимающей турецкой стороны был в курсе, что на меня внезапно свалился очень милый, но очень неподходящий подарок, и что я спешно решаю, что мне теперь делать.