Остановись (сборник рассказов) - [6]

Ежедневно я ощущаю себя значимой в наших четырех стенах, поскольку каждый раз, когда я готовлю ужин, собираю на утро тормозок или наглаживаю рубашку, я вижу, как сильно он мне благодарен. Я ощущаю себя любимой, поскольку не могу не заметить всю его нежность, заботу и трепет по отношению ко мне. Я ощущаю себя счастливой, поскольку у меня есть крыша над головой, любящий мужчина, еда, чтобы прожить в ближайшие три дня, планы на будущее и вся жизнь впереди. Я не имею представления, кого мне за это благодарить, но я безумно счастлива. Не поверишь, я даже несколько раз по собственному желанию посетила местную церковь. Мне приятно, что в отличие от других, я обратилась к религии не в минуты горя, а в целые дни переполненных безоблачным счастьем.

Уже начало десятого, а у меня еще даже не собран чемодан. Сегодня ночью я еду в Ленинград к своей троюродной сестре, о которой я, кажется, тебе рассказывала. В последний раз (собственно он же был и первым) мы виделись с ней, когда мне было всего восемь месяцев, а ей — семь лет. Так что встреча обещает быть интересной. Мне, конечно, не очень хотелось бы ехать одной, но, к сожалению, кто-то из нас двоих должен работать, и я предпочитаю, чтобы это была прерогативой мужчины. Уже сейчас я так не хочу с ним расставаться и в тоже время я уже предвкушаю момент моего возвращения. Он обещал отпроситься с работы и встретить меня. Я представляю, как выхожу из вагона, а он стоит на перроне с букетом полевых цветов или пионов (интересно, они сейчас уже цветут?) или вообще без ничего, ведь это так неважно. Главное, что он там будет! Такой родной, такой хороший… И у меня мурашки бегут по коже. Это будет один из самых романтичных эпизодов в моей жизни.

По приезду обещаю тебе написать с подробными рассказами и восхищениями о моем маленьком приключении. Жду вестей от тебя. Как ты там? Как мама себя чувствует? Что вообще нового? Когда ты приедешь к нам в гости? Я соскучилась.

Пиши. Обнимаю крепко.

Твоя Барбара

14 июля 1967 г.»

Прочитав последнюю строчку, Сильвия подняла голову и осмотрелась по сторонам. За стеклом иллюминатора висели пушистые облака, в салоне самолета бортпроводницы начали предлагать напитки и еду, Софи по-прежнему сладко дремала. Стрелки часов на руке показывали ровно половина шестого утра. Сильвия развернула следующее письмо.

«Дорогая Нина!

Я никогда не могла подумать, что счастье — настолько кратковременная штука. Вот уже который день я нахожусь в полной прострации. Буквально две недели назад у меня все было прекрасно, а сегодня я не просто подавлена… Я растоптана, растеряна и убита. Теперь не только на словах я знаю всю соль предательства. По всей вероятности, у моей судьбы возник план продемонстрировать мне наглядные примеры, причем она решила сделать это скопом и без особой тщательности сортировки по степени жестокости.

Моя поездка началась весьма удачно и совершенно не предвещала беды. Я очень быстро нашла общий язык с сестрой. Она оказалась крайне интересной девушкой, очень общительной и добродушной. С невероятным рвением Анечка водила меня по самым красивым достопримечательностям, предоставляя краткие исторические сводки и факты, которые могли бы вызвать мой интерес. Она очень хорошо подготовилась к моему визиту. В первые четыре дня я безнадежно влюблялась в Ленинград, будучи неспособной вдоволь им надышаться, а на пятый — я возненавидела этот город.

Мы договорились, что ежедневно вечером в одно и тоже время он будет звонить мне с почтового телефона. У Анечки аппарат установлен прямо в квартире — они так богато живут! И вот как-то в понедельник я все ждала, ждала, но он так и не позвонил. Следующие сутки я провела дома в надежде, что он даст о себе знать. Ничего. Тогда я реально запаниковала. Анечка помогла узнать мне номер справочной службы с места его работы. Я расспрашивала о нем, мне отвечали, что он жив, здоров и в данный момент очень занят. Я просила пригласить его к телефону, но мне постоянно отказывали и, в конце концов, сказали больше не звонить.

В среду мы с сестрой купили билеты в Эрмитаж. Анечка настояла на том, чтобы я развеялась, поскольку по ее словам «на мне не было лица». Знаешь, это было самое ужасное единение с искусством в моей жизни! Я не просто места себе не находила, там среди сотен шедевров, в окружении толпы безликих людей, мне хотелось кричать, поскольку никогда раньше я не чувствовала себя такой одинокой. Все мелькало как в тумане. Я ходила из одного зала в другой с опущенной головой, иногда ловя себя на мысли, что я даже не стараюсь хотя бы одним глазком взглянуть на картины. Зато теперь я с абсолютной точностью могу описать узор паркета на каждом этаже.

Когда мы вышли из здания Зимнего Дворца, мне стало немного легче, так как я знала, что буквально через час я снова окажусь возле телефона. И к моему долгожданному облегчению, он, наконец, зазвонил. Его голос был каким-то чужим, холодным и хмельным. Без лишних приветствий он тут же принялся меня ругать за то, что я, как он выразился, «донимаю его на работе своими дотошными звонками и порчу его репутацию». Я попыталась оправдаться, сказав, что я переживаю и не понимаю его поведения. На что он истерически начал кричать фразами: «Меня бы понял даже тупой безмозглый ребенок трех лет! Между нами ничего нет! Я тебя не люблю!». Затем он поинтересовался, звонила ли мне какая-то девушка вчера (он не назвал ее имени). Я ответила, что ни с кем не разговаривала, и тут же спросила, неужели он нашел себе другую. «Какое твое дело?!» — огрызнулся он. Я тут же воскликнула что, если бы мне не было никакого дела, я бы не донимала его «дотошными звонками». Но это все он уже не слышал. На другом конце провода раздавались ноющие гудки брошенной трубки.