Останови часы в одиннадцать - [152]

— Вы говорите «пока»?

— Мы отправили машину в Варшаву, в отдел криминалистики. Там смогут восстановить соскобленный номер.

— Ловкач он, однако!

— Это почему?

— Единственный след к нему — машина. А теперь и его нет.

— Вы шутите, — сказал Пакула. — Утопив свою машину, он совершил величайшую глупость. С таким же успехом он мог оставить нам визитную карточку со всеми своими данными.

— Не совсем так. Вы же не знаете хозяина машины?

— Узнаю. А пока хочу вас еще раз попросить: соблюдайте осторожность. В этой истории трупов уже хватает. Да вы и сами понимаете.

— Понимаю, — упавшим голосом ответил Генрик.

— Думаю, дело подходит к концу.

— Вы уже были у Станецкого и Скажинского?

— Нет. Поеду завтра утром. До свидания. Встретимся после ареста убийцы. Пока!

«Много на себя берешь, — подумал Генрик. — Может оказаться, номера соскоблены так основательно, что никакие эксперты не помогут». Он углубился в рукопись. На сто двенадцатой странице он прочел следующее:

«Летом сорок четвертого года меня принудили работать в группе, задачей которой был осмотр домов в гетто, откуда жителей отправили в Освенцим. Руководил группой печальной известности Курт Шуллер, великолепно владевший польским языком. Кем он был до войны, не знаю. Говорили, что в СС он служил уже давно. В Лодзи он был полгода и успел прославиться своими зверствами и издевательством над мирным населением. На моих глазах он застрелил двух детей и старуху. Во время ликвидации гетто Шуллер мародерствовал. Он требовал, чтобы мы обыскивали квартиры самым тщательным образом. Однажды он появился с палисандровой тростью в руке. Говорили, будто он нашел ее в какой-то квартире. Стоило одному из нас остановиться хоть на минуту, как Шуллер вытаскивал из тросточки штык и больно колол им несчастного».

Трость со штыком!.. Несомненно, это та трость, которую Генрик купил в комиссионке!..

Генрик продолжал читать, а когда закончил, подошел к книжному шкафу и достал подшивку с последними номерами своей газеты. Нашел фрагменты из дневника доктора Крыжановского и пробежал их глазами, словно сравнивая с только что прочитанной рукописью.

«Мне приказали сортировать золотые и серебряные вещи, реквизированные у людей, брошенных в лагеря смерти. Война приучила меня ко многому, но по сей день не забуду потрясения, которое я перенес при виде вещей, принадлежавших моему ближайшему другу. Я сразу узнал их. Всякий раз, когда я навещал Морица, он с гордостью демонстрировал мне их. Золотая солонка с Ледой и лебедем была работы Челлини, а серебряный нож с вензелем «ЕМ» был частью столового прибора Екатерины Медичи. Когда я со слезами на глазах смотрел на вещи дорогого мне человека, ко мне подскочил Шуллер. Обозвал меня ленивым животным, вырвал у меня солонку и нож. На следующий день меня отправили в Освенцим».

Теперь Генрик был уверен, что стоит ему сделать один решительный шаг, и он станет лицом к лицу с убийцей Бутылло и Кобылинского. Да, он может хоть завтра представить возомнившему о себе Пакуле разгадку тройного преступления.

13 июня, утро

Проснувшись, он с изумлением увидел занятую приготовлением завтрака Розанну.

— Я не пошла на работу, — заявила она беззаботно. — Не хотелось.

— Причина уважительная, что и говорить, — ворчал он, намыливая лицо кремом для бритья. — Ты, конечно, думаешь, Розанна, что все будут так снисходительны и великодушны к тебе, как я.

— Ты? Снисходительный? Это с твоей-то подозрительностью? А рыться в дамской сумочке в поисках воображаемого пистолета — великодушие? В убийстве четы Бутылло и Кобылинского ты подозреваешь весь мир, включая меня, Пакулу и себя самого.

— Я уже рассказывал тебе, Розанна, как я вел себя с Бромбергом. Что ни говори, он убийца Зазы, а я дал ему пятьсот злотых.

— Просто дал ему аванс за фотографии. Представляю себе: в начале статьи фотография Генрика с его тростью, на другом снимке — погибший в автомобильной катастрофе Рикерт, на третьем — дом Бутылло, на четвертом — Генрик, опирающийся на трость, стоит над обрывом в размышлении о трагической судьбе репортера Кобылинского. Далее снимок могилы Анели Порембской, фотография Бромберга над могилой своей жертвы. Тут же старинная фотография вольтижерки Зазы. Опять Бромберг, повествующий о преступлении…

— Хватит, хватит! — закричал Генрик, ибо именно так, а не иначе представлял он себе репортаж о трости. Некоторое время он молча брился, потом высунул голову из ванной и злорадно спросил: — Скажи, откуда у меня такое чувство, будто ты никогда не работала в доме моделей?

— Ты считаешь, что я чересчур интеллигентна для такой работы? — радостно воскликнула она.

Генрик укрылся в ванной. Тогда она сама пришла к нему.

— Ты действительно считаешь, что я обладаю чрезвычайно высоким интеллектом? — спросила она, прислонившись к косяку двери.

Генрик уклонился от дискуссии.

— Как тебе не стыдно! Ты еще раз продемонстрировал свою глупую подозрительность. Конечно, я не портниха из дома моделей. Я учусь на последнем курсе юридического факультета. А издеваться над такими олухами, как ты, — мое самое любимое занятие, — отомстила ему Розанна.

13 июня, день

— Во сколько ты кончаешь работу? — спросила Розанна, когда они остановились у Дома печати.