Осталось чуть - [44]

Форт-Додж находился в полной готовности, ожидая известия о том, что документ об объявлении президентом Блейном войны КША прошел обе палаты Конгресса.

Полковник помрачнел.

- Никак не могу исключить такой возможности, что либо краснокожие, либо мятежники могут пробраться сюда и наделать нам кучу неприятностей, пока мы все еще полагаем, что находимся в состоянии мира.

- Сэр, - напомнил о себе сержант Бакли, - дайте для моих расчетов хороших лошадей, и я не отстану ни от какого кавалерийского подразделения на ваш выбор. Именно для такого и созданы эти орудия.

- Я поверю этому только тогда, когда увижу, - фыркнул Кастер, абсолютно равнодушный к тому факту, что больно уязвил самолюбие артиллериста. – Пока же мы оставим эти бесполезные железяки прямо там, Ге они находятся. Может быть, мы придумаем позже, как извлечь из них хоть какую-то пользу.

По тону, каким это было сказано, можно было судить, что он ни на йоту не верит в подобный исход.

Вдоль галерей на стенах Форта-Додж прогуливались часовые – то, что еще совсем недавно было всего лишь скучной рутиной, превратилось в насущную необходимость. Часовые вглядывались в прерию, простиравшуюся вокруг форта на все четыре стороны. И если часовые, находившиеся на южной стене, были особенно нервными, Кастер не думал, что может упрекнуть их в этом. Но он также тревожился, хотя прилагал все усилия, чтобы не выказать своей тревоги. Против кайова форт мог держаться вечно, а вот о том, что могла сделать со стенами форта конная артиллерия конфедератов, лучше было не думать.

Резиденция Кастера, по направлению к которой он бодро зашагал, покинув плац, была намного комфортабельней, чем солдатские казармы, в которых солдаты довольствовались лишь тумбочкой, железной койкой в деревянной раме с набитым соломой матрасом. Она представляла собой несколько комнат. Стены гостиной украшали голова бизона, головы двух антилоп и койота, смотревшие на посетителя стеклянными глазами. Он сам застрелил всех этих животных и набил чучела – долгие годы практики превратили его в прекрасного таксидермиста.

Из-за дивана на него уставились черные бусинки глаз енота. В своих передних лапках, так похожих на человеческие, животное держало яйцо. Со стороны кухни в гостиную вбежала кухарка, рыжеволосая девушка по имени Сэл и метнула взгляд сначала на животное, а затем на Кастера.

- Это самое вороватое создание, которое я когда-нибудь видела – не могу понять, почему вы его держите у себя, - обвинительным тоном произнесла она.

- Стоунволла? Он прекрасный парнишка. – В голосе Кастера прозвучали нотки снисходительности – той самой снисходительности, которой никогда не видели его солдаты.

Енота он растил с тех самых пор, как подобрал его осиротевшим детенышем, и знал его дольше, чем знал Сэл. Кухарки у него надолго не задерживались – они все время выскакивали замуж за солдат или местных гражданских, а если они были хорошенькие, как Сэл, то Либби прилагала все усилия, чтобы познакомить ее с всеми мужчинами в округе. Кастер оказывал знаки внимания другим женщинам, и Либби временами была убеждена, что он заходит в них слишком далеко.

Вот и сейчас, она вышла из спальни на звук голоса Сэл – невысокая, полная, темноглазая женщина, примерно такого же возраста, как и Кастер. О да, Кастер мог не пропускать ни одной юбки, и даже искать приключений на стороне, но жену свою он любил беззаветно.

Либби, оценив ситуацию, приблизилась к еноту.

- Отдай яйцо, Стоунволл, - произнесла она тоном, которым вполне можно было послать полк в бой.

Сила ее воли вполне могла посоперничать с волей мужа, и он иногда с некоторым беспокойством думал, а не умней ли она его на самом деле.

Тем не менее, Стоунволл, вместо того, чтобы отдать яйцо, съел его. Сэл в весьма экспрессивной форме отругала животное, Кастер рассмеялся над поведением и словами кухарки, а Либби сердито по очереди глянула на животное, служанку и мужа Она не любила, когда ей перечат – даже это был енот.

- Возвращайся к работе, Сэл, - рявкнула она, и ирландка, недовольно бормоча себе под нос, вернулась на кухню.

Кастер задержал свой взгляд на ее раскачивающихся бедрах, и этот его взгляд не ускользнул от внимания Либби.

- Нужно найти ей жениха, - пробормотала она.

- Что, дорогая? – Спохватился Кастер.

- Нет, ничего, Оти, - елейным голосом проворковала жена. – Ну, и какого ты мнения об этих новых орудиях, что прибыли сегодня рано утром?

- Не слишком высокого, - ответил он и уже собирался рассказать все в деталях (Либби всегда любила детали), как в комнату ворвался запыхавшийся ординарец и сунул ему в руки депешу. Он развернул листок телеграммы и прочитал вслух:

- «С сего дня между Соединенными Штатами и Конфедеративными Штатами существует состояние войны. Выступайте против неприятеля со всей решимостью. Победа будет за нами! Розенкранс».

Он издал боевой клич, которому позавидовал бы кайова, после чего выбежал на плац, выкрикивая приказы горнистам трубить «сбор».

Солдаты бросали работу и занятия и спешно выстраивались на плацу. Их выдавали возбуждение – многие догадывались, что означал внеочередной сбор.

Когда Кастер прочел телеграмму перед строем, строй разразился восторженными криками. Самые громкие крики доносились со стороны офицеров и ветеранов сержантов и капралов – людей, которые помнили Войну за Отделение и жаждали реванша.