Остальные здесь просто живут - [46]

– Уверен?

– По-вашему, у меня опухоль?!

– Нет, нет, нет, нет, нет! Я не то имела в виду. Чувство – это гордость за сестру. Чувство – это когда происходит взрыв и тебе страшно, но страх заставляет тебя действовать. Чувство – это стыд или неловкость. Чувства могут быть или не быть оправданы, но от них не уйдешь.

– А тревожность – это такая опухоль на чувствах?

– Чувства не могут тебя убить, даже те, что причиняют страдания. Тревожность – это чувство, которое бесконтрольно и агрессивно растет, оно крайне опасно для жизни. Ты действительно в ответе за последствия, ты обязан лечить свою тревожность. Но ты не виноват в том, что она у тебя развилась, ты не несешь за это никакой моральной ответственности! Так же, как раковый больной не несет ответственности за то, что у него рак.

– Вы отдаете себе отчет, что теперь я зациклюсь еще и на почве рака?

– Прости. Мне стоило тщательнее выбирать слова. Но если уж тебе так надо на чем-то зациклиться, зациклись лучше на том, что твоя зацикленность – излечима. Это не твоя вина, ты ничего плохого не сделал и не должен считать себя неполноценным, у тебя развиты все качества, необходимые человеку для жизни. Таблетки помогут тебе снизить уровень тревожности. Полностью избавиться от нее не выйдет, но она станет управляемой, как у остальных людей. А самое главное – мы сможем о ней поговорить. Конечно, тебе придется потрудиться, но таблетки продержат тебя на плаву достаточно времени, чтобы ты успел выполнить необходимую работу.

– …

– Майкл.

– …

– Согласись, это вполне можно расценивать как успех?

– Я боялся, что вы снова посадите меня на таблетки.

– Ты сам только что мне сказал: лучше умереть, чем терпеть это. Я принимаю твои слова всерьез. Я не думаю, что ты притворяешься. Ты искренне хочешь избавиться от страданий. И твоя ненависть к себе тоже искренняя. Но почему же ты сам считаешь, что все это – притворство?

– Э-э… не считаю вообще-то.

– Разве? А мне кажется, в глубине души ты думаешь, что раздуваешь из мухи слона. И если бы ты был сильнее, то смог бы жить счастливо и беззаботно, как все остальные.

– …Типа того.

– Ты ведь ты пришел сюда за помощью, так?

– Да.

– Тогда прими мою помощь. Во-первых, твоя тревожность – не выдумки и не притворство, это крайне мучительное состояние души. Во-вторых, ты не виноват в том, что с тобой происходит. Никакие твои поступки или, наоборот, бездействие не могли спровоцировать этот недуг. В-третьих, таблетки помогут тебе прийти в себя, чтобы – в-четвертых – мы смогли нормально обсудить твою дальнейшую жизнь, способы прожить ее сносно и даже приятно.

– Мне придется все время их пить?

– Это уж как ты сам решишь.

– …Я себя ненавижу, доктор Лютер.

– Да, но ты обратился за помощью – а значит, все нет так страшно, как могло быть.

Глава семнадцатая

в которой Сатчел не знает, кому доверять, и решает в одиночку проследить за своим дядей-полицейским, чтобы отыскать источник голубой энергии; во время выпускного бала Сатчел прокрадывается в школьный подвал; пока играет музыка и пары танцуют, она предотвращает катастрофу: дядя хотел открыть лазейку, которая проглотила бы спортзал и всех, кто там находился; она ненароком сшибает дядину непришитую голову, и голубое сияние покидает его тело; Сатчел рыдает от облегчения и осознания своей храбрости, но тут появляется принц; он очень напуган и говорит, что надо бежать – как можно быстрее.

– Ты обалденно выглядишь!

Вечер выпускного. Мы с Хенной стоим у нее на крыльце.

– Спасибо, – застенчиво кивает она. – Представляешь, я даже знаю, что выгляжу обалденно. Бред, да?

Платье у нее действительно кремово-бордовое, но это никак его не характеризует. Большинство платьев для выпускного либо чересчур пышные, либо такие короткие или прозрачные, что невольно начинаешь гадать, не мерзнет ли его обладательница.

Но Хенна.

На платье нет никаких рюшек (впрочем, я бы удивился, если бы они были). Она не пытается выглядеть супермодно или старомодно, она выглядит… взрослой, да. Очень, очень красивой, серьезной и красивой взрослой женщиной. Даже гипс на ее руке смотрится благородно: как будто она сломала руку, вытаскивая из-под обломков ребенка-беженца.

– Просто… обалденно, – повторяю я. – Честное слово.

– Ты тоже ничего!

На мне всего-навсего смокинг.

Впрочем… ладно, смокинг мне действительно к лицу.

– Ну, красавчик! – говорит папа Хенны, выходя вместе с ее мамой на крыльцо.

– Привет, Майк, – здоровается со мной миссис Силвенноинен. Показывает нам телефон. – Можно вас щелкнуть?

– Ага.

Хенна подходит поближе ко мне, а ее мама нас фотографирует. Мы выглядим очень убедительно: как будто действительно собрались на выпускной бал вдвоем. Так ее родители и думают. Еще они думают, что Хенна собралась отмечать выпускной в коттедже на озере – заночевать там вдвоем с Мэл. Не могут же они настолько плохо знать родную дочь! Наверняка они понимают, что мы там будем всей компанией, просто решили разок закрыть на это глаза. А может, в Финляндии к этому все нормально относятся, даже верующие.

– Хорошо вам отпраздновать, – говорит мама Хенны, целуя ее в щеку.

Папа делает то же самое. Они всегда такие чопорные – ну прямо королевская семья. Серьезные настолько, что все остальные чувствуют себя немного нелепо в их обществе. Они стоят рядышком – мистер Силвенноинен положил ладонь на плечо миссис Силвенноинен – и наблюдают, как Хенна берет меня под руку и мы вместе направляемся к ожидающему лимузину.