Особый отдел и тринадцатый опыт - [2]

Перезрелая дама, машинально поглаживая лицо, кожа на котором была натянута, словно на полковом барабане, возразила:

– Милочка, ад не резиновый. Души хоть и бестелесные, но своё жизненное пространство тоже имеют. Вечное забвение полагается только за самые серьёзные преступления, как это, например, имело место с Каином или Иудой. Почитайте на досуге Данте.

– Нашли авторитета! – фыркнула блондинка. – Да он же всё из пальца высосал. Православная церковь такой ад не признаёт.

– Православная церковь и переселение душ не признаёт!

Со всех сторон посыпались самые разные замечания, а мужчина в тёмных очках, словно бы ещё раз уточняя некую бесспорную истину, произнёс:

– Неважно, чья душа вселилась в ребёнка – египетского фараона, палестинского боевика или соседа по дому, захлебнувшегося водкой. Его дальнейшая судьба будет зависеть только от условий бытия и примера родителей. Для нас важно другое: первое время все дети говорят на одном и том же языке.

– Да-да! – охотно подтвердила бабушка. – На ангельском языке, который взрослые люди ошибочно принимают за плач. Но очень скоро он забывается вместе с памятью о прежней жизни.

– Если ангелы разговаривают подобным образом, не хотел бы я оказаться в их компании, – заявил Цимбаларь.

– Это вы сейчас так думаете, пока обременены грешной плотью, – сказала всезнающая бабушка. – А для освободившейся от тела бессмертной души докучливый плач превратится в сладостную музыку.

– Возможно, вы и правы, но боюсь, что лично мне рай не грозит. – Цимбаларь картинно пригорюнился.

– Оно и видно. – Бабушка согласно затрясла головой. – Но в любом случае отчаиваться не стоит. Милосердие божье беспредельно.

– Ну и тягомотина! – Цимбаларь наклонился к уху Людочки. – По полчаса на каждого клиента… Знаешь, что это всё мне напоминает?

– Аттестационную комиссию в главке, – ответила Людочка, которую эта пренеприятнейшая процедура ожидала в самое ближайшее время.

– Нет. Шведский бордель, работающий по программе оказания социальной помощи. – Перехватив недоумённый взгляд Людочки, Цимбаларь пояснил: – В смысле обслуживающий инвалидов и малоимущих пенсионеров.

– Неужели шведские инвалиды подолгу задерживаются у проституток? – усомнилась Людочка.

– Представь себе! Делом-то они занимаются от силы одну минуту, но много времени уходит на то, чтобы снять протезы, мочеприемники и прочую инвалидную амуницию.

– А как ты в этом борделе оказался?

– Нас туда на экскурсию водили, дабы продемонстрировать преимущества шведской модели социального обеспечения. Но ты ничего такого не думай. Нашу делегацию дальше вестибюля не пустили… Да и слава богу! Проститутки там были самого последнего разбора, вроде той кикиморы, что сидит напротив.

Бабушка, видимо, догадавшись, что речь идёт о ней, сразу отозвалась:

– Я здесь уже в пятый раз. Вожу своих подруг, у которых внучата появились. Говорят, у меня лёгкая рука. Всем моим крестникам достались хорошие души. Представьте себе, в одного малыша вселился дух композитора Чайковского.

– И что тут хорошего? – Цимбаларь изобразил недоумение.

– Ну как же! Будет сочинять эстрадную музыку. За это сейчас щедро платят. Видели бы вы загородную виллу композитора Кривого или поэта-песенника Рублика.

– Будет он сочинять либо нет, это ещё бабушка надвое сказала, – возразил Цимбаларь. – Тем более что в связи с развитием компьютерных технологий это занятие может потерять актуальность. Зато в том, что по части сексуальной ориентации ваш крестник пойдет по стопам Чайковского, сомневаться не приходится.

Людочка, вовремя заметившая, что бабуся, и без того не отличавшаяся полнокровием, стала белее простыни, выстиранной с применением широко разрекламированного средства «Ваниш», поспешила прийти к ней на помощь.

– Вы этого балбеса не слушайте, – сказала она, ткнув Цимбаларя локтем в бок. – С ним в младенчестве казус произошел. Душа досталась не цельная, а как бы состоящая из двух частей. Одна половинка ещё ничего, терпеть можно. Зато другая, судя по всему, прежде принадлежала московскому приказному дьяку Тельпугову, за злословие и глумление наказанному вырыванием языка.

– Причём раскалёнными клещами, – добавил Цимбаларь.

– И поделом, – сдавленным голосом произнесла старушка, крестя сначала себя, а потом и ближайших младенцев.

И вот они оказались наконец перед заветной дверью, к которой так стремились все собравшиеся здесь мамаши, папаши и бабушки.

Человек, находившийся за ней, действительно звался Евгением Леонидовичем, однако свою простецкую фамилию Куляев он с некоторых пор сменил на звучный псевдоним Кульяно, под которым и значился в уголовном деле, заведённом подполковником Кондаковым, – значился не свидетелем и даже не потерпевшим, а обвиняемым.

Разобраться во всех околичностях его преступной деятельности и, главное, поймать подозреваемого за руку должен был капитан Цимбаларь вкупе с лейтенантом Лопаткиной, уже прижившейся в особом отделе.

В непосредственной близости от дверей кульяновского кабинета посетители почему-то умолкали, кроме младенцев, естественно. Чтобы не сидеть как в рот воды набравши, Цимбаларь обратился к Людочке:

– Как там наш ребёночек? Не описался ещё?