Особый дар - [67]

— Дело неотложное. Не можете ли вы заехать ко мне сегодня вечером? Часов в шесть?

И Крейн назвал ему адрес, жил он на Хертфорд-стрит.

— Конечно, могу. Но что случилось?

— Это не телефонный разговор. — И Эдуард положил трубку.

Весь день у Тоби на душе кошки скребли, хотя он и сам не знал почему. Поднявшись по изящной крутой лестнице на второй этаж, он очутился перед квартирой Крейна и позвонил.

Крейн открыл ему сам, неуклюжий, с седыми, словно присыпанными пеплом волосами, и лицо тоже пепельно-серое.

— Входите. — Он провел Тоби в красиво обставленную гостиную, имевшую несколько заброшенный вид. — Садитесь. Мне надо с вами поговорить. Дело в том, что Мейзи пыталась покончить с собой в ночь с воскресенья на понедельник.

У Тоби отвисла челюсть. Он не смог бы выговорить ни слова, даже если бы Крейн дал ему такую возможность. Но тот сразу же сказал:

— Сейчас говорить буду я. Она уже вполне оправилась, это я могу сказать точно. Но то была настоящая попытка самоубийства, а не симуляция — знаете, когда человек делает вид, будто хочет покончить с собой, а сам рассчитывает, что его спасут. Аманда уехала на две недели в Париж, из гостей в доме ночевали только Питер и я, оба в самых дальних комнатах. Вечером Мейзи была совершенно такая, как обычно. А потом поднялась к себе в спальню и приняла кучу таблеток аспирина. По счастью, слишком много: они вызвали у нее рвоту. Утром Сьюки принесла ей чай и увидела, что Мейзи лежит в луже собственной рвоты и дышит, как лошадь к концу забега. — Внезапно он смолк, налил им обоим виски. — Нам это будет не лишнее. Во всяком случае, мне. — И он тяжело опустился в кресло. — Я вызвал врача, и мы привели Мейзи в чувство. Аманде никто из нас ничего не скажет — ни Сьюки, ни врач, ни я. Питер ни о чем не догадывается, да и вообще он такой — если почует неладное, старается отойти в сторонку. Об этом не должна знать ни одна живая душа. Тут Мейзи непреклонна, и она права. Но я решил, что вас все-таки необходимо поставить в известность.

Тоби попытался собраться с мыслями, но страшное это видение — Мейзи, лежащая в луже собственной рвоты, — глубоко его потрясло.

— Не понимаю все-таки, почему… — начал было он.

— А по-моему, все вы понимаете, ну конечно же, понимаете. — Эдуард сделал большой глоток и глянул на Тоби прямо в лицо, словно читал в его душе. — Это должно остаться в тайне, навсегда.

— Разумеется. Но…

— Не подумайте, что я всю вину возлагаю на вас. Мы ведь не вольны в своих чувствах или, может быть, все-таки вольны? Я убежден, что это так. Я считаю, что в некий решающий миг человек должен сделать выбор. Когда Мейзи была в таком ужасном состоянии и ослабела духом, я бессовестно этим воспользовался и вытянул из нее все. Сколько же ей пришлось пережить!

— Послушайте, сэр… — Тоби и не заметил, что от волнения вновь назвал Крейна сэром, — ведь это она настояла на разрыве.

— Да, чтобы сохранить свою гордость. Она еще настолько молода, что такая чушь имеет для нее значение. — Потом он добавил с сочувственной ноткой в голосе: — Вам это, должно быть, причинило боль. Правда, вы это вы, — тут сочувствия в голосе явно поубавилось, — и, стало быть, боль быстро пройдет. Ведь у вас, Тоби, все проходит быстро, не так ли?

— Я поеду к ней.

— Именно этого вы и не сделаете, если только мне удастся вам помешать. Меньше всего ей нужен сейчас ваш приезд. До сих пор ей почему-то казалось, что настоящего разрыва так и не произошло, а теперь она знает: разрыв между вами полный и окончательный. Я полюбил Мейзи еще девочкой и не хочу, чтобы она снова мучилась, хватит с нее. Говорю вам это напрямик, чтобы вы не вздумали время от времени заявляться к ней, как ни в чем не бывало, с этаким милым, беззаботным видом. — Тоби молчал, стакан с виски, которое он так и не пригубил, стоял перед ним на усыпанном пеплом столике. — Поезжайте к Клэр, если угодно.

К Клэр? Что ему известно, этому человеку? На мгновение Тоби с перепугу почудилось, что Эдуард знает (и всегда знал) о нем все — еще с тех далеких дней, когда у него была некоторая надежда сойти за человека их круга, надежда, окончательно лопнувшая из-за того, что к матери пришла известность. И все-таки Эдуард может только строить догадки, а знать достоверно не может ничего.

Чтобы как-то прийти в себя, Тоби обежал взглядом гостиную, до сих пор ему было не до этого. Да, комната и впрямь запущенная, обивка на мебели пообтерлась, стены выгорели, но зато их украшают несколько картин, в том числе одна работы его матери. Что ж, видимо, Эдуарду такая обстановка по душе, он хочет жить именно так, а не иначе. Вслух Тоби сказал:

— Мейзи всегда заблуждалась насчет моих отношений с Клэр.

— Возможно. Но она рассказывала мне о ваших поездках в Глемсфорд.

Тоби словно ожгло — значит, Мейзи предала его, касалась в разговоре его интимных дел. Как могла она рассказать такое пожилому человеку? Эдуард сидел теперь в более свободной позе, в нем уже не чувствовалось прежней напряженности.

— Вряд ли она так уж ошиблась. Впрочем, может, и ошиблась. Но как бы то ни было, именно это ее и доконало.

Тоби спросил со всей горячностью, на какую был способен (а это значит без особой горячности):