Особое назначение - [29]

Парнишка сплюнул, поднялся с подоконника, потянулся к дверному звонку, но звякнула цепочка и та же женщина встала на пороге.

— Проходи, — сказала она. — Третья дверь по коридору.

В комнате стоял круглый стол под вытертой бархатной скатертью, стулья с кожаными спинками, у стены кровать красного дерева, тумбочка, уставленная пузырьками с лекарствами, большой шкаф. Савелий Лукич сидел в глубоком кресле, на нем был махровый, потрепанный на обшлагах халат, на плечи накинут клетчатый плед, на ногах — валенки. Сухо покашливая, он снял пенсне и, щурясь, разглядывал стоящего на пороге комнаты парнишку.

— Кепарь сними, — строго сказал Савелий Лукич. — Не видишь? — И кивнул в угол, где висела икона.

Парнишка стянул с головы кепку и, по-детски приоткрыв рот, не сводил глаз с сидящего в кресле человека. Его поразили худоба, седая, клинышком бородка, а главное — пенсне! Он даже попятился к дверям, думая, что ошибся комнатой и попал не к тому, кто нужен.

— Ну? — покашлял в платок Савелий Лукич. — В молчанку играть будем?

— Может, я не туда?.. — обеспокоенно оглянулся на дверь парнишка. — Мне Хряков нужен... Савелий Лукич...

— Я это!.. Я!.. — прикрикнул на него Савелий Лукич и опять закашлялся, зажав рот платком. С трудом отдышался и, разглядывая скомканный платок, покачал головой. — Из каких краев?

— Из Ростова, — сказал парнишка. — Простуда у вас?

— Век бы тебе такой простуды не видать! — помрачнел Савелий Лукич. — Откуда адресок мой известен?

— Тихонька дал, — ответил парнишка. — Приветы шлет.

— А слух прошел — взяли его? — испытующе смотрел на него Савелий Лукич.

— Завалился! — кивнул парнишка. — А меня отмазал. И адресок этот перед посадкой кинул. Переждешь, говорит, в случае чего!

— А не боишься? — смерил его взглядом Савелий Лукич.

— Чего мне бояться? — удивился парнишка.

— А того, что я тебя пощупаю! И если подставили тебя... — Савелий Лукич повел головой в угол, где висела икона: — Молись!

— Не лепи горбатого, Хряк! — Парнишка зло ощерился и потянулся рукой к голенищу сапога. — Говорю, от Тихоньки я...

— Руки! — крикнул Савелий Лукич.

— Доля там твоя! — усмехнулся парнишка. — За последнюю бутылочку!

— Тихо! — прошипел Савелий Лукич и оглянулся на дверь. — Распустил язык! И заруби себе на носу: при хозяйке я тебе не Хряк, а Савелий Лукич! — Помолчал и спросил: — Тебя как кличут?

— Мамаша Колькой звала, деловые ребята — Полетайкой, — ответил парнишка.

— За что кликуха такая? — поинтересовался Савелий Лукич.

— А я как птица! — улыбнулся парнишка. — Нынче здесь, завтра там!

— Летай, пока крылышки не обрезали, — хмуро кивнул Савелий Лукич.

— Обрежут — новые вырастут! — отмахнулся парнишка.

— Ну-ну... — покашлял в кулак Савелий Лукич. — Вещичек нет?

— Два чемодана — голова и живот! — засмеялся парнишка.

— И оба пустые? — сощурился в усмешке Савелий Лукич.

— Этот пустой! — похлопал себя по животу парнишка, потом ткнул пальцем в лоб: — А в этом бренчит кое-что!

— Ну, коли бренчит, ладно! — поднялся с кресла Савелий Лукич. — С дураками дела не имею.

— А дело-то есть какое? — подался вперед Полетайка. — По наколке или как?

Савелий Лукич подошел к шкафу, вынул оттуда скатанный в трубочку матрас, одеяло, подушку, кинул в угол и сказал:

— Спать на полу будешь. Не обессудь.

— Привыкшие! — ухмыльнулся Полетайка.

— И хорошо, — кивнул Савелий Лукич. — А о делах помозгуем!..

...О том, что ограблен ювелирный магазин, старший оперуполномоченный Уголовного розыска Виктор Павлович Бычков узнал рано утром. Сдав дежурство, он только что вернулся с Дворцовой и грел чайник на кухне. Жильцы квартиры по случаю выходного дня еще спали, в кухне было непривычно тихо, и, стоя над закипающим чайником, Виктор Павлович предвкушал, как, попив чайку с ситным, завалится спать и отоспится за все прошедшие сутки.

Особо срочных дел не предвиделось, подшефные его «маломерки» вели себя более или менее сносно. Шкодят, конечно, по мелочам, но на то они и безнадзорные! В городе таких еще хватало, но это были уже не бездомные чумазые пацаны, наводящие страх на рыночных торговок. У нынешних имелись и дом, и семья, но такой, видно, был этот дом и такая семья, что они предпочитали ютиться на чердаках и в подвалах, всеми правдами и неправдами добывая себе на пропитание. После облав их отправляли в Славянку — детскую колонию под Гатчиной. Колония эта была в ведении Наркомпроса, никакого надзора за воспитанниками, да и что могли сделать три молоденькие воспитательницы и педагог-заведующий с сотней отчаянных подростков. Пересидев на казенных харчах холодные зимние месяцы, мальчишки через выломанные в заборе доски убегали в город, днем шуровали на вокзалах и барахолке, а к ночи возвращались на облюбованные еще по прошлым побегам чердаки и подвалы.

Ими и занимался в 3-й бригаде Уголовного розыска старший оперуполномоченный Виктор Павлович Бычков.

Началось это давно, в первые месяцы его работы в милиции.

Расследовалось дело о квартирной краже, среди подозреваемых оказалось и несколько подростков. На допросах они изображали из себя «воров в законе», темнили, запутывали следствие, знали, что, как несовершеннолетним, тюрьма им не грозит, детколонии они не боялись и резвились на допросах как хотели!