Особое назначение - [10]

— Вот он! — крикнул Федька Косой. — Пришел!

— Зови! — приказал Сало.

Федька спрыгнул и пошел в глубь барака. Алешка Рыскалов уже снял с ног промокшие бахилы и искал свободное место на печке, чтобы поставить их сушиться.

— Одевай обратно свои прахари! — ухмыльнулся Федька. — А можешь и в носках, если не очень воняют. Ждут тебя!

— Кому это я понадобился? — устало опустился на нары Рыскалов.

— Просят отужинать в компании порядочных людей! — продолжал свой треп Федька.

— Уже поужинал, — мрачно сказал Рыскалов.

— Какой же это ужин? — сплюнул Федька. — Рыбкин суп?! — И уже серьезно, вполголоса, сообщил: — Сало ждет на сабантуй. Без тебя не начинают. Бригадир там, нарядчик тоже.

— Я-то им зачем? — насторожился Рыскалов.

— Мое дело — свистнуть! — ответил Федька. — Не тяни. Люди ждут.

— Ладно, — пожал плечами Рыскалов. — Пойдем.

Рыскалов натянул на ноги мокрые еще бахилы и пошел за Федькой в глубину барака, угол которого занимали блатные.

— Садись! — Сало кивнул Алексею на свободное место напротив себя. — Налейте ему.

Федька до краев налил спирта в граненый стакан и подвинул его Алексею.

— Пей, — приказал Сало.

Алексей бережно взял стакан двумя пальцами, выдохнул воздух и медленно выцедил спирт до дна, поставил стакан, отломал корочку у пайковой черняшки, понюхал и положил корочку обратно.

— Хреново закусываешь! — Сало подцепил кончиком финки кусок копченой свинины и поднес ее ко рту Алексея: — Ешь!

— Не хочу, — помотал головой Алексей.

— Из моих рук не хочешь? — угрожающе спросил Сало. — С пола съешь!

Он сунул кусок свинины в рот, пожевал и смачно сплюнул жвачку на черный от грязи пол.

— Подними и схавай! — приказал он.

Алексей медленно повернул голову влево, вправо — отовсюду выжидательно и злобно смотрела саловская кодла. Он медленно присел на корточки, аккуратно собрал в ладонь с пола черную от грязи жвачку, выпрямился и кинул ее в ощеренный в ухмылке рот Сала.

В то же мгновение его сбили с ног, а на полу, у нар, единственной мыслью Алексея было — закрыть лицо и голову от ударов.

Били ногами молча, не давая ему уползти под нары, и тело его сначала отвечало толчками на каждый удар, потом только вздрагивало от непереносимой боли, потом и вовсе затихло, не в силах пошевелиться, и могло показаться, что на полу, у нар, лежит не человеческое тело, а брошенные кем-то старый бушлат и торчащие на нелепо вывернутых ногах грубые арестантские бахилы.

— Хватит с него! — услышал Алексей и с трудом узнал голос Сала. — Выпьем!

Голова раскалывалась от звона стаканов, гомона голосов, потом все затихало, словно он проваливался куда-то, потом голоса появлялись опять, и в ушах больно отдавались обрывки блатной песни, и опять он впадал в забытье, а очнувшись, отхаркивал черные запекшиеся сгустки крови из отбитых легких и потом уже не слышал ничего. Придя в сознание, он долго, целую вечность, полз через весь барак к своему месту на нарах, задыхался от удушливого кашля, от жестоких болей в надломленных ребрах, в раскалывающейся надвое пояснице.

На нары вползти он не смог и просидел до утра на полу, уткнувшись головой в деревянную стойку.

Перед самым подъемом он с трудом поднялся, вышел из барака, долго тер лицо и виски обжигающим снегом, дождался своей колонны и вместе со всеми прошел через вахту на рабочий двор. Он решил, что лучше сдохнет в лесу, чем еще раз увидит ухмыляющуюся рожу Сала.

...Пила валилась из рук, и бригадир, который сначала делал вид, что не замечает Алексея, подошел и негромко сказал:

— Иди к кострожогам. Долгова замени. Скажи — я велел.

Алексей кивнул и пошел к ложбинке, где жгли костры. Долгов ныл, плевался, кричал, что Алексей «сунул» бригадиру за легкую работенку, а с него, Долгова, взятки гладки, но после съема он пробьется в санчасть, и его освободят от общих вчистую. С тем и ушел. Алексей сел у костра, закурил и принялся подбрасывать в огонь лежащие в куче ветки. Выбирал те, что потоньше. На толстые хлысты сил не было. Так и прокурил, то надсадно кашляя, то придремывая, до съема, сунулся за очередной сигаретой и увидел, что пачка пуста, смял, кинул в догорающий костер, а когда колонна прошла через вахту, направился не как другие, в барак, а к ларьку.

— Сигарет бы мне, Зоя, — встал он перед прилавком.

Зойка взглянула на его лицо и ахнула:

— Били?! Ах, падлы! Бушлат-то, бушлат! Как в луже валялся! Ногами били?

— Сигареты давай. — Алексей положил деньги на прилавок и закашлялся.

— Небось все на одного?! Дешевки! — не унималась Зойка. — И рубаха вся в крови!

— Цвет зари! — усмехнулся разбитыми губами Алексей. — Брусничный. Самый модный!

— Ладно тебе! «Модный»! — отмахнулась Зойка и, перегнувшись через прилавок, зашептала: — Завтра, как за зону выйдешь, прямиком ко мне. С бригадиром я договорюсь. Он у меня вот где сидит! — Она похлопала ладонью по карману замусоленной куртки. — Дворец мой тебе каждый укажет. Я тебя чаем отпою с облепиховым вареньем. Вмиг кашель сойдет! И цвет твой модный постираю. Слышишь?

Алексей молча кивнул.

— И без туфты чтобы! Я ждать буду! И вот еще что... Ты норов свой пока в карман спрячь. Недотымкам этим саловским на глаза не лезь. Могут ночью пером пощупать, а у тебя силенок сейчас кот наплакал! — И, увидев кого-то за спиной Алексея, хрипло закричала: — Ну че стоишь? Кино тебе здесь? Взял курево и отваливай!