Особо опасный преступник - [17]

Биологически адаптированная агрессия - это реакция на угрозу витальным интересам человека, заложенная в филогенезе. Она возникает спонтанно как реакция на угрозу, которая может быть весьма слабо очерченной, реальной или мнимой, но воспринимаемой как реальная, но сама агрессия не обязательно должна носить взрывной характер. Дело в том, что человек обороняется не только от внезапно возникшей физической или (и) психической угрозы, а поэтому стремится устранить ее и ее причины. Угроза может быть социальной и носить длительный характер, даже на протяжении всей жизни. Это - угроза материальной необеспеченности и даже нужды, обрушения социального статуса, утраты всех связанных с этим благ, неудовлетворенность своим социальным положением. Защищая себя и своих близких, человек может быть не просто активен, настойчив, напорист, упорен в решении возникающих перед ним проблем, но и выходить за эти рамки, прибегая к насилию.

Фромм считал, что биологическая неадаптивность и злокачественная агрессивность (т.е. деструктивность и жестокость) вовсе не являются защитой от нападения или угрозы; по его мнению, они не заложены в филогенезе и являются специфическими только для человека. Главные проявления агрессивности -убийства и жестокие истязания - не имеют никакой иной цели, кроме получения удовольствия. В основе злокачественной агрессии лежит не инстинкт, а некий человеческий потенциал, уходящий корнями в условия человеческого существования* (24).

С этими положениями трудно согласиться. Как показали мои многочисленные (и многолетние) изыскания, жестокость, даже особая, часто является защитой от угрозы. Например, она нередко воспринимается исходящей от женщин, с которыми сексуальный неудачник и особенно сексуальный банкрот не способен установить нормальные отношения. Такие катастрофы способны разрушить внутреннюю психологическую структуру личности мужчины, его самоприятие, он начинает ненавидеть женщин, которые олицетворяют угрозу его бытию. Жестокое преступление в отношении женщины детерминируется потребностью ее уничтожения как символа его же несостоятельности, он смотрит на нее, как в зеркало, и видит там, что представляет собой как мужчина. Подвергая женщину жестоким мучениям, он может получить от этого удовольствие, в том числе сексуальное, в этом Фромм, несомненно, прав.

Гораздо более сложным является вопрос о том, действительно ли злокачественная агрессия не заложена в человеке филогенетически. Я полагаю, что убийства с особой жестокостью имели место и в глубокой древности, поскольку и тогда некоторые люди воспринимались как злейшие враги, которых следует уничтожить, проявляя при этом всесокрушающую ярость. За прошедшие десятилетия эти тенденции закрепились на филогенетическом уровне.

В доказательство можно привести следующие соображения К. Лоренца.

Сидней Марголин, психиатр и психоаналитик из Денвера, штат Колорадо, провел очень точное психоаналитическое и социально-психологическое исследование на индейцах прерий, в частности из племени юта, и показал, что эти люди тяжко страдают от избытка агрессивных побуждений, которые им некуда деть в условиях урегулированной жизни сегодняшней индейской резервации в Северной Америке. По мнению Марголина, в течение сравнительно немногих столетий - во время которых индейцы прерий вели дикую жизнь, состоявшую почти исключительно из войн и грабежей, - чрезвычайно сильное селекционное давление должно было заметно усилить их агрессивность. Вполне возможно, что значительные изменения наследственной картины были достигнуты за такой короткий срок; при жестком отборе породы домашних животных меняются так же быстро. Кроме того, в пользу предположения Марголина говорит то, что индейцы-юта, выросшие при другом воспитании, страдают так же, как их старшие соплеменники; а также и то, что патологические проявления, о которых идет речь, известны только у индейцев из прерий, племена которых были подвержены упомянутому процессу отбора.

Индейцы-юта страдают неврозами чаще, чем какие-либо другие группы людей; Марголин обнаружил, что общей причиной этого заболевания оказывается постоянно подавленная агрессивность. Многие индейцы чувствуют себя больными и говорят, что они больны, но на вопрос, в чем же состоит их болезнь, не могут дать никакого ответа, кроме одного: "Но ведь я - юта!" Насилие и убийство по отношению к чужим - в порядке вещей; по отношению к соплеменникам, напротив, оно крайне редко, поскольку запрещено табу, безжалостную суровость которого также легко понять из предыдущей истории юта: племя, находившееся в состоянии беспрерывной войны с белыми и с соседними племенами, должно было любой ценой пресекать ссоры между своими членами. Убивший соплеменника был обязан, согласно традиции, покончить с собой. Эта заповедь оказалась в силе даже для юта-полицейского, который, пытаясь арестовать соплеменника, застрелил его при вынужденной обороне. Тот, напившись, ударил своего отца ножом и попал в бедренную артерию, что вызывало смерть от потери крови. Когда полицейский получил приказ арестовать убийцу, хотя о предумышленном убийстве не было и речи, он обратился к своему бледнолицему начальнику с рапортом. Аргументировал он так: преступник хочет умереть, он обязан совершить самоубийство и теперь наверняка совершит его таким образом, что станет сопротивляться аресту и вынудит его, полицейского, его застрелить. Но тогда и самому полицейскому придется покончить с собой. Поскольку более чем недальновидный сержант настаивал на своем распоряжении - трагедия развивалась, как и было предсказано. Этот и другие протоколы Марголина читаются как древнегреческие трагедии, в которых неотвратимая судьба вынуждает людей быть виновными и добровольно искупать невольно совершенные грехи.