Особо опасен - [5]

— Тебя привезли в Гамбург на грузовике?

— Такой уговор.

— Чеченский грузовик?

— Мой друг сначала должен вывести меня на дорогу.

— Твой друг с корабля? Ты говоришь о нем?

— Нет, эфенди. Другой. На дорогу выйти трудно. Сначала мы должны провести ночь в поле. — Он поднял глаза, его изможденное лицо на мгновение озарила чистейшая радость. — Столько звезд. Божья благодать. Хвала Аллаху.

Тщетно пытаясь связать концы с концами этой неправдоподобной истории, одновременно огорошенный жаром рассказчика и раздраженный намеренными пропусками, как и собственной неспособностью восстановить их, Мелик почувствовал, как досада заставляет его кулаки сжиматься и как напрягся его боксерский пресс.

— Где тебя высадил этот волшебный грузовик, появившийся из ниоткуда? В каком месте?

Но Исса его уже не слышал, если вообще слушал. Неожиданно — по крайней мере для глаза наблюдателя, тщетно пытавшегося уяснить для себя картину, — исподволь поднимавшаяся в недрах волна прорвала-таки плотину. Исса поднялся на ноги, точно пьяный, с ладонью у рта, пошатываясь, добрел до двери, не сразу открыл ее, хотя она была не заперта, и ринулся по коридору в ванную комнату. Через несколько мгновений раздались животные звуки, каких Мелику не доводилось слышать со времени смертельной болезни отца. Через какое-то время звуки прекратились, пророкотал сливной бачок, открылась и закрылась дверь в ванную, заскрипели ступеньки, по которым Исса поднимался к себе на чердак. После чего дом погрузился в глубокую тревожную тишину, нарушаемую каждые четверть часа чириканьем настенных часов в виде птицы.

#

В четыре вернулась Лейла, нагруженная покупками, и, правильно оценив гнетущую тишину, набросилась на Мелика с обвинениями, что он нарушил законы гостеприимства и запятнал доброе имя отца. Затем она тоже ушла к себе и демонстративно не выходила из комнаты до вечера, когда пришло время готовить ужин. Вскоре по дому распространились запахи еды, но Мелик продолжал лежать на кровати. В полдевятого зазвучал медный гонг, драгоценный подарок, который Лейла получила на свадьбу; эти призывы к ужину Мелик всегда воспринимал как личные попреки. Отлично зная, что в такие минуты мать не терпит промедления, он поспешил в кухню, стараясь не встречаться с ней взглядом.

— Исса, дорогой, спускайся, пожалуйста! — прокричала Лейла. Не получив ответа, она схватила трость покойного мужа и постучала в потолок резиновым набалдашником, не спуская с сына глаз, в которых читался обвинительный приговор. Под этим ледяным взором Мелик собрался с духом и полез на чердак.

Исса, весь мокрый от пота, лежал на боку в одних трусах на своем матрасе. В потной ладони он сжимал материнский браслет. На шее у него висел засаленный кожаный мешочек на ремешке. Хотя глаза его были широко открыты, на Мелика он никак не отреагировал. Тот протянул было руку, чтобы тронуть его за плечо, и тут же в ужасе ее отдернул. Весь торс Иссы представлял собой одно большое желто-синюшное поле, испещренное рубцами. Какие-то, судя по всему, были оставлены плетьми, другие — ударами дубинки. На подошвах лежащего — тех самых, что ступали на мостовые Гамбурга, — Мелик разглядел гноящиеся отверстия, по форме очень похожие на следы от зажженных сигарет. Обернув вокруг чресел Иссы одеяло из соображений благопристойности, Мелик со всеми предосторожностями взял его на руки и пролез через люк вместе с безжизненным телом, которое внизу у него приняла Лейла.

— Положи его на мою кровать, — прошептал он. В глазах у него стояли слезы. — Я буду спать на полу. Мне безразлично. — Тут он вспомнил про украденную Иссой маленькую фотографию. — Я хочу, чтобы ему улыбалась моя сестра, — добавил он и полез за ней обратно на чердак.

#

Изуродованное тело, завернутое в купальный халат, лежало на кровати Мелика, сожженные ступни нависали над краем, неподвижная рука продолжала сжимать золотой браслет, а невидящие глаза Иссы были устремлены на «стену боевой славы» с газетными фотографиями Мелика-триумфатора, его чемпионскими поясами и победными перчатками. Рядом на корточках сидел сам Мелик. Он хотел оплатить визит врача, но Лейла запретила ему приглашать кого-либо. Слишком опасно. И для Иссы и для них. Ведь они подают на гражданство. К утру температура спадет, и больной пойдет на поправку.

Но этого не произошло.

Закутав лицо платком и проделав часть дороги на такси, чтобы не привлечь внимания воображаемых преследователей, Лейла нанесла неожиданный визит в мечеть на другом конце города, где, по слухам, совершал намаз новый доктор-турок. Спустя три часа она вернулась домой в ярости. Молодой доктор оказался дураком и шарлатаном. Он ничего не знает. У него отсутствуют элементарные врачебные навыки. Не говоря уже о сострадании к единоверцу. Она не удивится, если он вообще не врач.

За время ее отсутствия температура у больного немного упала, и теперь Лейле пришлось вспомнить простейшие навыки сиделки, которые она приобрела еще тогда, когда семья не могла себе позволить профессионального врача. Если бы у Иссы были внутренние повреждения, сказала она, он бы не смог поглощать столько еды, поэтому она без всяких опасений дала ему аспирин и сварила бульон на рисовой воде с настоем из турецких трав.