Особенности международной рыбалки - [7]

— Интеллигенты хреновы, — Серега закипал на глазах. — Говно вы, а не люди, и толку от вас никакого, вред один. Вас во все дырки имеют, а вы скулите. Крест нести, крест нести! По одной щеке дадут, а вы другую подставите. Надо ему врезать!

— Наконец-то, — хмыкнул Шурик. — Ветхий завет и здравый смысл побеждают. Среди нас объявился воинствующий древний иудей.

— Эй ты, с бородой, полегче на поворотах, — возмутился Серега. — Ты православных к своей нации не примазывай.

— Прекратить разговоры! — раздраженно рявкнул инспектор.

— Ребята, не нарывайтесь, — разволновался Лариосик. — Кто знает, что этому придурку в голову взбредет.

Отец Уфука неожиданно начал причитать что-то ужасно жалобное. Он приподнялся, глаза его начали слезиться.

— Не двигаться! — рэйнджер, казалось, вот-вот лопнет от злости.

Папа распростер руки и пополз на коленях к рэйнджеру, продолжая издавать жалобные звуки.

— Я сказал, лежать! Что, непонятно?

Папа совсем растерялся, он попытался лечь, но вместо этого сел на землю.

— Лечь! Вниз! — Инспектор нацелил пистолет на пожилого турка.

— Он не понимает по-английски! — в ужасе закричал Уфук. — Он иностранец! Не стреляйте! Ата, эмирле ят! — объяснял что-то Уфук.

Отец Уфука покорно лег на живот. Он дрожал и глухо всхлипывал, как обиженный ребенок.

— Вы не имеете права издеваться над человеком, — возмутился я. — Вы же видите, он испуган.

— Я выполняю инструкцию.

— Вы превышаете свои полномочия. Учтите, я обращусь к своему адвокату!

— Вот как?

Рэйнджер отвлекся от турецкого папы. Он подошел ко мне и присел на корточки, так, что я почувствовал его дыхание. Теплые струйки воздуха вызывали озноб и физическую брезгливость, будто на шее перебирало лапками мохнатое насекомое.

Страж порядка щелкнул предохранителем. Мне стало страшно. Рассудком я понимал, что инспектор не выстрелит, если он только не псих, а вероятность этого была ничтожной, но тело не слушалось. Вначале руки, а потом и спина начали дрожать. Я презирал сам себя, но примитивный, звериный ужас прятался где-то в позвоночнике и покрывал кожу ледяными пупырышками.

— О кей, — голубоглазый довольно хмыкнул. — Валяй, подавай на меня в суд, — негромко сказал он. — Хотя, сдается мне, никакого адвоката у тебя нет.

Он был прав, никакого адвоката у меня не было.

8

Турецкий папа продолжал время от времени всхлипывать.

— Почему ты все время скулишь? — миролюбиво удивился рэйнджер. Он деловито заполнял протокол, состоящий из толстенной пачки разноцветных бумажек. — Порядок есть порядок. Все лежат, значит и тебе надо лежать. Ты ведь теперь понимаешь, что значит «лежать»? — он подошел к отцу Уфука, поигрывая пистолетом.

— Уфук! — в отчаянии закричал папа, встав на колени.

— Он вас не понимает, мистер, — испугался Уфук.

— Ерунда. Даже моя собака знает, что такое «лежать». Лечь! — Рэйнджер занялся дрессировкой старика, которая, казалось, доставляла ему наслаждение. — Лечь, я сказал, — он жестикулировал, нацелив пистолет на турка.

— Хайыр, — заголосил папа, вжав голову в плечи.

— Вниз! — инспектор наклонился над отцом и решительно толкнул его в спину.

Папа ткнулся лицом в землю. Он разбил губу, из уголка рта потекла тоненькая струйка крови.

— Ата! — Уфук бросился к отцу, в точности воссоздав композицию картины «Иван Грозный убивает своего сына».

— Назад! — взревел рэйнджер.

Того, что случилось в следующее мгновение, никто из нас впоследствии объяснить не смог. Будто повинуясь неожиданному импульсу, мы одновременно поднялись с земли и загородили турецких подданных от инспектора.

Возможно, способность к групповой синхронизации досталась людям от далеких предков. Так серебристая лента рыбок в аквариуме в одно неуловимое мгновение разворачивается, будто получает команду свыше, и судорожно удирает от хищника, притаившегося на дне. А в стае жить легче, и умирать тоже легче, и совсем не так страшно, как по одиночке.

— Всем лечь! — рявкнул рэйнджер, размахивая пистолетом. — Считаю до трех.

— Мы не ляжем, — с вызовом заявил Лариосик.

— Какого дьявола! По инструкции, я имею право открыть огонь.

— Ты сейчас извинишься перед стариком, — огрызнулся Серега. — По-хорошему советую.

— Что? — возмутился инспектор. — Что ты сказал?

— Спрячь свой пистолет, и повторяй за мной «Я очень сожалею, мистер. Этого больше не повторится».

— Я имею право вас арестовать, — пригрозил рэйнджер.

— Йокаламэнэ, — сжал кулаки Серега, опять перейдя на русский. — Я тебе русским языком говорю: Убери пушку, скотина. Иначе звездану тебе по тыкве, и гуд бай Америка. Ферштейн?

— Серый, только без рук, — посоветовал Шурик. Он деловито пытался счистить с куртки грязь. — И ради бога, говори с ним по-английски. Не надо этих излишних германизмов, ни к чему они.

— Вы оказываете сопротивление представителю федеральной власти. Это серьезное уголовное преступление.

— А ты папе губу разбил, — я судорожно обдумывал, что делать дальше.

— Это неправда! Задержанный не выполнил команду.

— А ты вообще-то знаешь, кому ты губу разбил? Папе! Ты понимаешь, что такое для нас ПАПА? Ты всех нас смертельно оскорбил! — на меня снизошло злобное вдохновение. — Почему ты к нему привязался? Хочешь нашего Папу? Скажи, хочешь?