Особенная дружба - [15]

— Одолжи мне свою тетрадку, — сказал Люсьен, — моя непорочность жаждет твоих записей!

Хотя он был на проповеди вчера вечером, конечно же, он забыл, что там случилось, так же, как не помнил, о чём там говорилось. Он был далёк как от Жоржа, так и от проповедника. Он, без сомнения, был уже в думах о встрече, которая должна состояться на вечерне: всё его бытие целиком заполнял Андре.

Андре, всегда Андре! Даже здесь и сейчас он был между ними. Люсьен сдвинулся за своим столом, подтолкнув тетради в сторону Жоржа; на верхней красовался титул: «Черновик заданий на каникулы». Жоржу почудились, что картины каникул, которые так ярко описывал ему Люсьен, поднимаются из книги, словно мираж: между их обложками были задачи, которые Андре решал для Люсьена. Жорж не смог отказать себе в желании взглянуть на них. Он аккуратно взял тетрадь, хотя ему хотелось разорвать её на куски.

Между двумя её страницами он наткнулся на вложенный листок бумаги со стихотворением, подписанным Андре Ферроном. Оно, по обычаю, имело посвящение Тебе, и было датировано 17‑м августом.

Ami, te souvient–il de ce soir éclatant

Ou les fleurs du jardin s'étalaient parmi l'ombre?

Nous avians, au tennis, fait des parties sans nombre,

Sveltes dans nos costumes blancs.

Le soleil se fanait, la brume était Légère,

Nous écoutions en nous murmurer le désir,

Et nos anciens baisers, de leur chaud souvenir,

Parfumaient nos creurs en priere.

Nous revenions tous deux par une sombre allee…

Amour, te souvient–il de cette sombre allee?

Друг, помнишь ли ты сегодняшний яркий вечер,

Или колеблющуюся тень в садовых лугах?

Мы уже заканчиваем бесчисленные партии в теннис,

Стройные в наших белых костюмах.

Солнце заходит, лёгкий туман повис,

Мы вслушиваемся в шепот желаний на наших губах,

И тёплые воспоминания от наших прошлых поцелуев,  

Наполняют наши сердца мольбой.

Мы возвращаемся парой по тёмной аллее…

Любовь моя, помнишь ли ты ту самую темную аллею?

С хладнокровием, удивившем его самого, Жорж спокойно сложил листок и сунул его в карман. Глядя в тетради, и делая вид, что читает, Жорж раздумывал над тем, как плохо он только что поступил. Это был своего рода инстинкт, заставивший его завладеть этим стихотворением, как ранее он заставил его открыть в первую очередь именно эту тетрадь. Но поступил он так вследствие какой–то неясной идеи, кроющейся за его импульсом, и только постепенно неосознанный мотив его поступка стал ему ясен; он понял: стихотворение было таким, что за него, в соответствии с буквой и духом правил колледжа, Андре могли исключить. Сделанное заставило его покраснеть: хотя мысль показалась ему не без смысла, это не слишком сильно его оправдывало.

Прежде чем раздумывать о тех строках, ему хотелось быть уверенным, что кража не оказалась замеченной. Стихотворение, безусловно, являлось одним из тех, обещанных Люсьеном и дозволенных ему прочитать. Возможно, что Люсьен сознательно положил его туда, где он его нашёл. С другой стороны, казалось, что Люсьен не наблюдал за тем, какое впечатление оно произведёт. Быть может, он даже не помнил, что в его тетради содержится такое занятное упражнение? Чтобы проверить эту гипотезу Жорж демонстративно закрыл тетрадку и положил её обратно туда, откуда взял. Люсьен лишь безразлично взглянул на неё.

Жорж был взволнован ощущением того, что от него кто–то зависел. Несмотря на свою ненависть, он испытывал некое восхищение перед Андре. Он понимал, что не способен написать подобное стихотворение и признался себе, что он, конечно же, никогда бы не сделал такого. Но прозрачные намеки, фигурировавшие в стихе, вскоре возродили его враждебность. Благодаря оружию, так неожиданно попавшему к нему, он мог избавиться от своего противника раз и навсегда, ради судьбы, вверенной в его руки. В любви и на войне все средства хороши. История каждый эпохи имеет множество примеров подобных коллизий. Перикл заставил своего соперника Фукидида стать изгнанником при помощи остракизма. Брут убил Цезаря. Папа, на вопрос Карла I Анжуйского о том, какая судьба будет уготована Конрадину, ответил «Vita Conradini, mars Caroli» [Жизнь Конрадина — это смерть Карла, лат.]. Стоит ли Жоржу поступать так, если даже девиз на рыцарском мече призывал: «Бей врагов своих с обоих концов»? Он ударит с краю, который подставился. Сверх того, он будет нападать во имя морали, во имя колледжа, во имя своих однокашников. Он даже нанесёт удар по Люсьену, так как не сомневается, что его собственное влияние на друга будет лучшим, чем у Андре.

Несмотря на подобные измышления, он прекрасно понимал, что собирается совершить нечто такое, что в книгах по истории называлось предательством, которое, согласно рыцарскому кодексу, являлось преступлением. Вне стен колледжа сама идея такого поступка показалось бы ему невозможной, но внутри, среди такого количества разнообразной лжи, подобное виделось ему почти естественным.

На уроке математики Жорж снова оказался лицом к лицу с отцом Лозоном. Ему было довольно неловко столкнуться с человеком, которому он признался в своих грехах, и который теперь был его учителем. Для него стало ясным, что его последующие исповеди станут гораздо менее откровенными. Он оказался слишком наивным, потому что был новичком. Но теперь он считал, что воспитатели в Сен—Клоде еще более простодушны, чем он сам, если они на самом деле ожидают искренности от своих кающихся. Они напомнили ему того достойного приходского священника, который, решив установить для исповедей на Страстной неделе расписание, объявил с амвона, что будет принять лжецов в понедельник, воров во вторник, прелюбодеев в среду, а потом удивлялся, когда никто не пришёл.