Особая папка «Барбаросса» - [54]

«Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в явную растерянность особенно военщину и фашистский лагерь. Вчера и сегодня происходил непрерывный обмен визитами, и этот факт оживленно обсуждался членами правительства, двора и тайного совета... Газеты начинают, пока осторожно, обсуждать возможность заключения такого же пакта Японии с СССР. В качестве подготовки к этому вчера и сегодня под большими заголовками помещались сообщения корреспондентов из Берлина, где говорится: «Похоже на то, что Германия после подписания этого пакта будет стараться, чтобы Япония заключила с СССР такой же пакт»; «Риббентроп перед отъездом в Москву убеждал в этом японского посла Осима». В высказываниях многих видных деятелей признается неизбежность коренного пересмотра внешней политики Японии, и в частности к СССР»[171].

Действительно, в апреле 1941 года советской дипломатии удалось заключить договор о нейтралитете с Японией, что уменьшило для СССР угрозу войны на два фронта и укрепило безопасность наших дальневосточных границ.

Принимая свое решение, Советское правительство нанесло решительный удар по всем планам создания единого антисоветского фронта и в Европе: это решение срывало все замыслы европейских мюнхенцев, старавшихся объединить Германию, Англию и Францию в планах, направленных против Советского Союза. Если заглянуть в дневники некоторых главарей третьего рейха, например, Альфреда Розенберга, то там можно найти строки, пышащие гневом по поводу того, что был заключен пакт. Розенберг считал его чуть ли не «изменой» нацистским идеям.

...В конце 1970 года на западногерманском книжном рынке появился интересный документ — изданные мюнхенским Институтом современной истории дневники сотрудника абвера (управления разведки и контрразведки ОКВ) Гельмута Гроскурта. Дневники содержат много любопытных записей, касающихся кануна войны и отношения «высших кругов» третьего рейха к советско-германскому пакту. Так, Гроскурт прямо зафиксировал в своих записях сомнения, связанные с пактом («Не попались ли мы на удочку?»). «Японцы серьезно обеспокоены, — писал он в конце августа 1939 года. — Весь антикоминтерновский пакт зашатался»[172]. Согласно записям Гроскурта, Гитлер в специальной речи 27 августа, произнесенной перед высшими чинами рейха, был вынужден оправдываться, говоря, что пакт «неправильно понят» в рядах нацистской партии[173].

Представляет большой интерес свидетельство Гроскурта о том, как были встречены события августа 1939 года в одной из «центральных лабораторий» нацистской агрессии — в абвере, возглавлявшемся адмиралом Вильгельмом Канарисом. Гроскурт указывает, что Канарис возлагал большие надежды на то, что удастся достичь какого-то соглашения между Англией и Германией. Заключение же пакта между СССР и Германией наносило удар по этим надеждам, и чины абвера были крайне встревожены данным обстоятельством. Не менее встревожены они были также тем воздействием, которое оказал пакт на союзников и сателлитов Германии. Так, 27 августа Гроскурт докладывал от имени абвера начальнику генерального штаба Гальдеру: «Пакт ухудшает положение, так как нам теперь никто не верит». Вслед за этим оп отмечал в дневнике: «Испания: неблагоприятное воздействие пакта»[174].

В равной мере обеспокоены были и те германские военные круги, которые отнюдь не принадлежали к почитателям Гитлера. Так, уволенный в отставку с поста начальника генерального штаба генерал-полковник Людвиг Бек составил специальный меморандум под заголовком «Русский вопрос для Германии». В нем он резко осудил заключение пакта, считая, что тем самым совершился «возврат России в Европу» и после заключения пакта СССР будет «отягощать стратегическую свободу действий Германии». В частности Бек писал, что отныне «прибалтийские государства потеряны для Германии». Итак, налицо любопытное совпадение: как в «архинацистских» кругах, так и в кругах, оппозиционно настроенных по отношению к Гитлеру, заключение пакта считалось фактом неблагоприятным с точки зрения далеких перспектив империалистической Германии.

Что же касается абвера, то там возмущались еще и по другой причине: адмирал Канарис давно носился с идеей использования украинской националистической эмиграции в целях создания базы для отторжения Советской Украины. Десятки тысяч марок были потрачены на изменников, которым абвер отводил роль сатрапов сначала в Западной Украине (после разгрома Польши), а затем — во всей Украине.

Этот план давно вынашивался в берлинских кабинетах: пожалуй, еще со времени кайзеровской оккупации Украины. Еще тогда в Берлин был вывезен недоброй памяти гетман Скоропадский, который был посажен на официальную пенсию от военных властей. Не получив, однако, от банкрота Скоропадского реальной помощи в осуществлении своих планов, вермахт обратился к другим националистическим группкам и группам, среди которых особое место заняла пресловутая организация ОУН, возглавлявшаяся сначала полковником Коновальцем, а затем Л1ельником. ОУН превратилась в главное орудие абвера. Для нее были созданы в Германии специальные диверсионные школы, а «внешней базой» была избрана Польша, где оуновцы совершали террористические акты против советских дипломатов и польских демократов. В этих подлых делах особенно отличились такие будущие тузы немецкого оккупационного режима, как Степан Бандера и Ришард Яры.