Особая должность - [17]

Шрифт
Интервал

Конечно же, он понимал, что по законам военного времени за убийство, совершенное военнослужащим, положено суровое наказание. Он был лишен всяких надежд, и все же именно это и решил использовать Коробов. И потому прежде всего следовало добиться, чтобы Скирдюк отступил от своей легенды — о трагической любви к равнодушной Наиле. И не торопясь, нанизывая на логический стержень собранные за это время факты, Коробов нарисовал сейчас перед угрюмо слушающим его Скирдюком следующую картину.

И в самом деле, Наиля не любила Скирдюка. Уступила мимолетному женскому порыву — от одиночества, от тоски по мужскому вниманию, ласке. Но как раз поэтому вовсе не собиралась она уходить вместе с ним из жизни, подобно госпоже Моро и ее возлюбленному Эмилю. Пожелтевшая книжечка, Наиля возможно перечитала ее не раз, понадобилась Скирдюку всего лишь для инсценировки, шитой белыми нитками. Кстати, сам Скирдюк опроверг свою версию еще на первом допросе, когда кричал, страдая, что Наиля была холодна с ним. К чему же было ей соглашаться на крайний выход? Нет в этом логики, и потому лишний раз факты убеждают, что убийство — именно так! — готовилось тщательно и заранее. Правда, план свой Скирдюк изменил. Сперва он хотел отравить Наилю, усыпить ее большой дозой люминала (Способ среди женщин-самоубийц распространенный. Тут Коробов предъявил заключение химиков). Тогда со Скирдюка, были бы, как говорится, взятки гладки. Почему же отказался Скирдюк от этого намерения своего, которое, осуществись оно, возможно позволило бы ему уйти от прямой ответственности?

Коробов был убежден, что Скирдюк начнет сейчас же отпираться, однако арестованный, все так же глядя в пол, сообщил глухим голосом:

— Порошки у меня Нелька сама просила. Спать ночами не могла — маялась, а утром ей на смену.

— Неправда это, Скирдюк. Следов снотворного в крови убитой не обнаружено, а концентрация люминала в кружке была очень высокая. Значит все шесть порошков сразу в ней и растворили. Человек, который желает просто уснуть и проснуться вовремя, так не поступает. Доза была, несомненно, смертельная, однако пить Гатиуллина не хотела, а вы настаивали. Она сопротивлялась, вы заставляли ее пить насильно (потому и расплескалась вода, остались на полу лужицы), она начала кричать, и тогда...

Скирдюк вскочил, дико вращая глазами, и растопырил пальцы, явно намереваясь схватить Коробова за горло.

Невольно рука легла на пистолет, но Коробов сдержался.

— Перестаньте ломать комедию, Скирдюк! — прикрикнул он и нажал на кнопку звонка. Вбежал конвоир.

Скирдюк уперся ладонями в стену, бодал ее лбом.

— Застрелите! — хрипел он.

Продолжать допрос было бессмысленно.


— Вот негодяй! — Гарамов бурно переживал рассказ Коробова. — Ты же имел право оружие применить.

— Зачем? — несколько раздраженно возразил Коробов. — Чтоб убрать единственного человека, который может хоть какой-то свет пролить на это дело?

Гарамов скептически пожал плечами.

— Так уж и прольет тебе свет этот тип... И на что проливать?

— Ты, между прочим, тоже помог ему, Аркадий. Дернуло тебя расспрашивать у Скирдюка, не было ли в роду у него ненормальных. Подсказал ему ход. Кривляние у него не получилось, я ему это быстро доказал, тогда он решил изображать буйного.

Они возвращались из штаба училища, откуда звонили полковнику Демину. Демин разрешил продолжать следствие, но потребовал, чтобы Скирдюка направили на психиатрическую экспертизу. Просил, однако, опять, чтоб поторопились; хотел вызвать Коробова на собеседование, но Лев Михайлович доложил, что хочет собрать еще некоторые дополнительные данные, а уж потом доложить Демину дело Скирдюка.

— Я и теперь уверен, что застрелил он эту татарочку только по глупости, — упрямо вел свое Гарамов.

— Ну, а этот, как мы называем, особый интерес Скирдюка к объектам, имеющим военное значение? К лаборатории, к новой оптике? Ты полагаешь до сих пор, что дам своих он выбирал произвольно, руководствуясь только симпатиями? Ну, Зина Зурабова или медсестричка эта — предположим. А Тамара? Что в ней-то привлекательного? Или — в той же Наиле?

— Скажу откровенно, — с трудом сознался Гарамов, — иногда я согласен с тобой. И все-таки чаще делаю вывод, что Скирдюк этот — обыкновенный мерзавец или псих. А «Невская» лаборатория, прицелы, — все это могут быть и совпадения. Возьми сейчас любого человека, первого встречного, и окажется, что он тоже имеет какое-то отношение к военной тайне. Подумай еще раз, Лева: может Скирдюк и в самом деле в раж вошел? Понимаешь, все перед ним стелются, а одна вдруг в морду плюет, к тому же — далеко не самая красивая...

Но Коробов вел свое:

— Жаль, невозможно проверить, как он там у своей вдовушки в оккупации жил.

— Ничего, недолго осталось. Сводку сегодня слышал?

— Еще бы! Триста тридцать тысяч окружено! Вот они где хлебнут наконец за все наши горести!

Несколько минут они, отвлекшись от Скирдюка, оживленно обсуждали последние новости со Сталинградского фронта.

— Увидишь, Лева, через два месяца всю Украину освободим! — блеснув глазами, заключил Гарамов.

— Может и так, но нам с тобой — распутывать узел здесь. Это сейчас самое главное — узнать, кого или чего он так опасался?


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.