Основы истинной науки - I - [80]

Попробуем попросить объяснения по существу у позитивиста, что такое, например, «жизненные свойства материи», или что такое «галлюцинация», «экстаз», «атом» - он удивится, как можно задавать подобные вопросы, или вообще затрагивать эти запрещённые научными вековыми обычаями темы; он почтёт вас еретиком науки и ответит вам с тщеславным достоинством, что слова эти достаточно сами себя обрисовывают и не требуют других пояснений.

Но как же это?!.. Если какая-нибудь подмётка на сапоги вызывает для поставки своей в армию тысячи разных условий, которым она должна удовлетворять, если о простом порезе на пальце или подседе на лошадиной ноге пишут многотомные сочинения и получают такие же опровержения, то последовательно ли, говоря о нашей душе, о всей сути жизни нашей, которая в сущности и подразумевается под словом «жизненные свойства материи», отделываться одним названием, не давая ровно никаких объяснений; или, говоря об атоме, из которого, по мнению позитивистов, состоит весь мир и которым он управляется, - ничего не сказать об его сущности и природе?!

Этот приём науки маскировать в себе всё непонятное, чтобы придать себе большее значение и большую цельность и законченность; чего в сущности в известных случаях и не бывает, - составляет чрезвычайно важную ошибку, не только допускаемую по необходимости, но иногда практикуемую в самых обширных размерах; он очень много содействует узкому и поверхностному миросозерцанию и придаёт всей науке тщеславный и деспотический вид, а в некоторых случаях прямо лживый смысл, позволяющий злоупотреблять научными выводами. Для примера возьмём вето «Философию Бессознательного» Эдуарда фон-Гартмана; это громадный труд, находящий себе миллионы поклонников во всех странах света; он многими выставлялся на такую высокую степень гениальности, что может будто бы оспаривать пальму первенства у лучших философских систем, - и что же мы находим в нём? Как только дело дойдёт до чего-нибудь непонятного, превышающего программу позитивизма, чего-нибудь долженствующего служить началам выяснения сущности или начала явлений или фактов из философии, обрывается всегда на одном и том же: это всё, говорит Гартман, действия «Бессознательного» и как только встречается какой-нибудь ещё неразъяснённый опытной наукой вопрос, - это просто действие «Бессознательного», - повторяет он, в полной уверенности, что это ничего, в сущности, не выражающее слово, при том значении, которое ему угодно дать, приобретает особую силу, способную разъяснить всё, устранить все трудности понимания; вследствие чего разбираемое явление или факт становятся будто бы выясненным. Это слово «бессознательное» служит ему каменной стеной или непроницаемой бронёй, за которую он очень удачно прячется каждый раз, когда является необходимость отвечать на те недосягаемые для науки вопросы, которые сами напрашиваются, вследствие затронутых его философией тем.

Ф.А. Ланге даёт весьма меткое сравнение этой системы, принятой Гартманом; он находит, что американские индейцы делают постоянно совершенно то же самое. Когда они видят что-нибудь для себя непонятное или неразъяснимое - они говорят “devil devil” (чёрт, чёрт) и думают, что этим они решительно всё себе разъяснили (Истор: матер. т.II; стр. 267).

III. Закат случайностей и причинностей. Ньютон сказал: «Чем дальше человек проникает в тайны природы, тем яснее перед ним открывается Единство Предвечного Плана». Но материалисты не разделяют с ним этого мнения. Они находят, что Предвечный План не может быть доказан наукою, и потому им кажется, что несравненно научнее предположить, что миром управляют законы, из которых мы теперь разберём - закон причинностей и закон случайностей.

Вся атомистика материалистов была бы мифом, но им самим не понята и не наглядна, если бы для придания ей законченности материалисты не ссылались во всех непонятных местах своего учения на существующую будто бы в природе безусловную и неограниченную силу закона случайности или закона причинности, управляющих будто бы вселенной, вызывающих будто бы сами собой, без всякой разумной причины, все явления природы и даже формы существа. Эти законы составляют постоянную исходную точку всех материалистических систем, от которых они начинают свои выводы и до которых не доводят их, как только что-нибудь помешает им вести свою теорию дальше.

Например, Джон Ст. Милль; в своей «Системе логики» стр. 106, говорит: «Я убеждён, что каждый, кто привык к абстракции и анализу и правильно употребляет свои способности, как скоро его воображение приучилось питать это понятие, нимало не затруднится представить себе что, например, в одной из твердей, на которые теперь астрономия разделяет вселенную, могут следовать друг за другом события произвольно и без определённого закона; и в нашем опыте или в нашем уме нет ничего; что могло бы составить достаточное или в действительности лишь какое-нибудь основание для того, чтобы думать, что это нигде не бывает».

Отсюда можно ясно заключить, что Милль, становясь на сторону материалистов, считает вместе с ними, что вера в закон причинности есть прямой результат непроизвольной для самого человека индукции, которая может допустить, что на нашей земле, точно так же, как в самых отдалённых твердях могли бы возникать и образоваться не только целесообразные явления, не только отдельные, но и целые миры без всякой разумной причины, без всякой цели, совершенно случайно и непроизвольно.