Основы истинной науки - I - [33]

II) Как встретили учёные общества французских микрографов, когда они вздумали уверять, что споры тайнобрачных растений имеют все характеристические признаки животных, а потому должны быть сопричислены к царству животных? Германия приняла их хуже всех, она отразила это открытие такими недостойными насмешками и глумлением, каковых не следовало бы допускать в науке; гораздо серьёзнее было бы взять микроскоп и убедиться в этом, теперь уже несомненном, научном факте. Они охотно сделали бы с ними то же, что сделал Наполеон I после того, как увидел идущим в первый раз по реке Сене пароход Фултона: он велел засадить Фултона в тюрьму, где и продержал его до смерти, находя, что пароходы для Франции вредны.

Иногда гибкость ума человека допускает разные вольности, даже и в науке; но встречаются и такие роковые темы, которым человек, несмотря на всю очевидность доказательств, не хочет дать места в числе своих знаний из упорства, и единственно из принципа: не затрагивать этих опасных тем.

III) Вспомним, как Парижская академия наук, после вполне доказанного падения с неба камня около города Эгля, в 1803 году, запретила говорить своим членам об аэролитах, считая для себя постыдным говорить такие абсурды, как падение камней с неба, в котором, по её мнению, никаких камней быть не могло. Когда один академик заявил, что он всё-таки убеждён, что этот камень упал именно с неба, то другой сказал ему, что вероятно этот камень попал ему на голову, что он решается говорить такие глупости.

После всего вышесказанного имеем ли мы право восставать на позитивизм и его применение к науке? - Несомненно - да, насколько он может быть и прав, когда останавливает он знания тайн природы людей, погруженных в изучение одной только материи, следовательно, совершенно не подготовленных к принятию более глубоких истин природы, настолько же, а может быть, и в тысячу раз больше, он виновен, запирая все двери науки даже к знанию самого существования этих тайн, преграждая все пути к истинной оценке своих знаний.

Все три вышеприведённые исторические примеры научной нетерпимости заимствованы нами из того периода времени, который предшествовал научной деятельности Огюста Конта и его последователей, т.е. из того именно времени, когда позитивизм был ещё бессознательным и наука считала себя свободной в постановке пределов для своей компетенции, так как не была сознательно и фактически закована в тесные рамки позитивных принципов. Учёные, однако, и тогда ещё вооружались не только на людей, которые создавали теории и научные системы, не соответствующие временным взглядам на факты и явления природы, или, просто сказать, на людей, опережающих свой век; но учёные нередко вооружались даже на самые факты и явления природы, которых они не понимали и не хотели признать, ибо они могли бы пошатнуть существующее в науке мировоззрение и могли заставить изменить привычный образ научных мыслей.

Нетерпимость современного господствующего у нас позитивизма к новым передовым научным идеям и к фактам и явлениям природы, которые не соответствуют программе позитивизма и которых позитивисты не считают возможным затрагивать, ещё несравненно деспотичнее, чем была эта нестерпимость в старое время - она фанатически упорна. В наш век позитивные взгляды настолько соответствуют общим практическим взглядам людей на их жизнь и на их деятельность, что они охватили все убеждения людей, вошли как бы в кровь и плоть всех учёных и не учёных и до такой степени отвоевали себе прочное положение в умах, что слово «позитивный» стало синонимом слов: научный, серьёзный и разумный. Все научные теории и системы и даже все бесспорно существующие в природе факты и явления, но которые не отвечают позитивным взглядам на науку, считаются прямо ненаучными, несерьёзными и неразумными, а потому встречаются с полнейшим пренебрежением и не удостаиваются ровно никакого обсуждения, ни опровержения, ни оспаривания, а прямо со сдержанной саркастической улыбкой, желающей сказать: «как он глуп, что затрагивает такие неблагодарные и несерьёзные темы».

Обратите внимание, какое в настоящее время появляется огромное количество новых изобретений и научных открытий. Наука, искусства, техника, фабрики, заводы, мануфактуры, мастерства и разные ремёсла снабжают нас ежегодно неисчислимым количеством новых сведений о природе, указывающих нам новые области знаний, до которых постепенно доходит человек и через что отвоёвывает себе мало-помалу всё больший простор для своей мысли. Если судить по успехам экспериментальной части науки, можно подумать, что в самом деле наши познания природы обогащаются неимоверно и что, следовательно, наука подвигается быстрыми шагами по пути развития и прогресса. Но если мы более внимательно проанализируем все эти успехи знаний, то увидим:

1) что район области, кругом которой концентрируются все эти открытия и изобретения, чрезвычайно ограничен в сравнении с районом области, которою должна бы была заняться наука и бесспорно могла бы это сделать, если бы не была позитивной.

2) Все открытия и изобретения вращаются преимущественно около одного неизменного центра, а именно: около материи и её видимых проявлений.