Основное в ленинизме. Том 1. Ленинизм и либерализм - [125]
Г-н Южаков в «Русском Богатстве»
является «счастьем» только для эксплуататоров благородного звания. В современном «перенаселении» кроме основных капиталистических черт есть, следовательно, ещё крепостнические.
Если мы сравним это последнее положение с положением г-на Струве о том, что в «перенаселении» есть натурально-хозяйственные и товарно-хозяйственные черты, то увидим, что первое не исключает второго, а, напротив, включается в него: крепостное право относится к явлениям «натурально-хозяйственным», капитализм — к «товарно-хозяйственным». Положение г-на Струве, с одной стороны, точно не указывает, какие именно отношения натурально-хозяйственные и какие товарно-хозяйственные, а, с другой стороны, ведёт нас назад к голословным и бессодержательным «законам» Мальтуса.
Из этих недостатков, естественно, вытекла неудовлетворительность последующего изложения. «Каким же образом, — спрашивает автор, — на каких началах может быть реорганизовано наше народное хозяйство?» Странный вопрос, формулированный опять-таки совершенно по-профессорски, совершенно так, как привыкли ставить вопросы гг. народники, констатирующие неудовлетворительность настоящего и выбирающие лучшие пути для отечества. «Наше народное хозяйство» есть капиталистическое хозяйство, организация и «реорганизация» которого определяется буржуазией, «заведующей» этим хозяйством. Вместо вопроса о возможной реорганизации и следовало поставить вопрос о последовательных ступенях развития этого буржуазного хозяйства, — следовало с точки зрения той именно теории, во имя которой автор так прекрасно отвечает г-ну В. В., аттестующему г. Н. —она «несомненным марксистом», что этот «несомненный марксист» понятия не имеет о классовой борьбе и о классовом происхождении государства. Изменение постановки вопроса в указанном смысле гарантировало бы автора от таких сбивчивых рассуждений о «крестьянстве», которые мы читаем на стр.202—204.
Автор начинает с того, что крестьянству недостаточно надельной земли, что если оно и покрывает этот недостаток арендой, то «у значительной части его» тем не менее всегда бывает дефицит; говорить о крестьянстве, как о целом, нельзя, ибо это значит говорить о фикции[135].
И непосредственно из этого выводится:
«Во всяком случае, недостаточное производство — основной, доминирующий факт нашего народного хозяйства». Совершенно голословно и ни в какой связи не стоит с предыдущим: почему «основным, доминирующим фактом» не является тот, что крестьянство как целое есть фикция, ибо внутри его складываются враждебные классы? Автор делает свой вывод без всяких данных, без всякого анализа фактов, относящихся к «недостаточному производству» [которое, однако, не мешает меньшинству обзаводиться достатком на счёт большинства] или к расчленению крестьянства, — просто в силу какого-то предубеждения в пользу мальтузианства. — «Поэтому, — продолжает он, — увеличение производительности земледельческого труда прямо выгодно и благодетельно для русского крестьянства». Мы в недоумении: сейчас только автор выставил против народников серьёзное (и в высшей степени справедливое) обвинение за рассуждения о «фикции» — «крестьянстве» вообще, а теперь сам вводит в свой анализ эту фикцию! Если отношения внутри этого «крестьянства» таковы, что меньшинство становится «экономически крепким», а большинство пролетаризуется, если меньшинство расширяет землевладение и богатеет, а большинство имеет всегда дефицит и разоряется, то каким образом можно говорить о «выгодности и благодетельности» процесса вообще? Вероятно, автор хотел сказать, что процесс выгоден и для той и для другой части крестьянства. Но тогда, во-первых, он должен был разобрать положение каждой отдельной группы и исследовать его особо, а во-вторых, при наличности антагонизма между группами, необходимо было определённо установить, с точки зрения какой группы говорится о «выгодности и благодетельности». Неудовлетворительность, недоговорённость объективизма г-на Струве ещё и ещё раз подтверждается на этом примере.
Так как г. Н. —он по данному вопросу держится противного мнения, утверждая, что «увеличение производительности земледельческого труда[136], если продукты будут производиться в виде товара, не может служить к поднятию народного благосостояния» — то г. Струве и переходит теперь к опровержению этого мнения.
Во-первых, говорит он, тот крестьянин, на которого современный кризис обрушился всей своей тяжестью, производит хлеб для собственного потребления; он не продаёт хлеб, а прикупает его. Для такого крестьянина — а их до 50% (однолошадные и безлошадные) и уже никак не менее 25% (безлошадные) — увеличение производительности труда во всяком случае выгодно, несмотря на понижение цены хлеба.
Да, конечно, увеличение производительности было бы для такого крестьянина выгодно, если бы он мог удержать своё хозяйство и поднять его на высшую ступень. Но ведь этих-то условий и нет у однолошадных и безлошадных крестьян. Им не под силу удержать теперешнее своё хозяйство, с его примитивными орудиями, с небрежной обработкой почвы и т. д., а не то, чтобы повышать технику. Это повышение техники является результатом роста товарного хозяйства. И если уже на данной ступени развития товарного производства продажа хлеба является необходимостью даже для тех крестьян, которым приходится прикупать хлеб, то последующая ступень сделает эту продажу ещё более обязательной (автор сам признает необходимость перехода от натурального хозяйства к товарному), и конкуренция повысивших культуру хозяев неминуемо и немедленно экспроприирует его до конца, обратит из пролетария, прикреплённого к земле, в пролетария, свободного как птица. Я вовсе не хочу сказать, чтобы такая перемена была
