Основная операция - [12]

Поплавский от души рассмеялся. Девочки деликатно его поддержали. Координатор даже не улыбнулся. Поплавский хлопнул его по плечу.

— Да хватит хмуриться! Найдем что под газету положить! И на тачку есть покупатели. Пойдем обедать!

Тяжело поднявшись, Калядов двинулся со своим спутником к лифтам.

— Ты знаешь, что твоя горилла когда-то плавала на подводной лодке? — неожиданно спросил директор «Города».

— Лисогрузов? — Координатор уже устал удивляться. — Не знал…

— Пусть подберет человек пять-шесть, знакомых с этим делом, кандидаты у меня имеются. А план мы еще подработаем. Очень тщательно подработаем. Сбоев тут быть не должно.

Путаны догнали их у прозрачной лифтовой шахты.

— Мальчики, может, вместе пообедаем? — спросила блондинка.

Координатор покачал головой:

— Мы на диете.

Ни он, ни Поплавский не заводили случайных знакомств. У девчонок не было никаких шансов. Абсолютно никаких.

* * *

Исполняющий обязанности командира войсковой части 0752 капитан-лейтенант Чижик находился в состоянии, близком к исступлению.

— Вы понимаете, к чему приведет отключение энергоснабжения базы? — с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, повторял он.

— Это ваши проблемы, — меланхолично отвечал высокий небритый мужик в изрядно потертой кроличьей шапке — уполномоченный районных электрических сетей. — Вы задолжали уже за восемь месяцев, администрация района приняла решение произвести отключение. И мы его произведем!

— Да, произведем! — настырно повторила неопрятная толстуха из местной администрации. — Что с того, что вы военные? Вы не в воздухе живете, а на нашей земле! Значит, должны выполнять распоряжения властей…

Глаза уполномоченного и толстухи горели фанатичным блеском жажды справедливости. Этим замордованным людям, заброшенным судьбой в забытый Богом край земли, казалось, что вся жизненная несправедливость сводится к неоплате в/ч 0752 счетов за электроэнергию и, отвинтив силовой кабель, они поквитаются за монотонный отупляющий труд, беспросветный неустроенный быт и отсутствие нормальных человеческих радостей.

Третий член комиссии, старший лейтенант милиции в шинели с потертыми пуговицами и давно нечищенных сапогах, понуро топтался в стороне, давая понять, что, с одной стороны, он находится при исполнении и поддерживает решение администрации, а с другой — понимает трудности моряков и особо не настаивает на крайних мерах.

Противный пронизывающий ветер, постоянно дующий осенью и зимой с Японского моря, вызывал у Чижика головную боль, депрессию и приступы черной меланхолии.

— Не будьте идиотами! — неожиданно для себя заорал он в полный голос. — Если вы сегодня отключите свет, то через неделю все Приморье станет зоной радиоактивного бедствия!

— Это ваши проблемы, — с идиотическим упорством сказал небритый уполномоченный и вытащил из монтерской сумки плоскогубцы с изолированными ручками.

— И не смейте оскорблять, — завизжала толстуха.

— Ну и… с вами, — капитан-лейтенант ухитрился все же проглотить нецензурное слово. — Отключайте. Плодите дебилов, таких, как вы сами!

Он резко повернулся.

«В самолет, в ракету, в списанную раздолбанную лодку, только унести ноги подальше от этого бардака», — пульсировало в воспаленном мозгу, но там, где еще теплилась адекватная оценка обстановки, жило понимание одной простой вещи: ни особый отдел флота, ни военный прокурор, ни главный штаб ВМФ, ни министр обороны, ни Президент страны — никто, кроме него самого, не может сейчас помешать этим безмозглым дуроломам учинить широкомасштабное вредительство. Но когда они его учинят, то ответчиком перед всей этой сворой и тысячами ни в чем не повинных жителей станет опять-таки он, капитан-лейтенант Чижик, и никто, ни один человек, не выступит в его защиту.

В следующую минуту Чижик обнаружил себя с пистолетом в руке, вытаскивающим из подстанции небритого мужика и трясущего его за шиворот так, что шапка слетела с головы и покатилась по промерзшей земле.

— Нападение на власть! — орала женщина. — За это под суд пойдете!

— Пистолет уберите! — кричал милиционер. — Товарищ командир, уберите оружие!

Через полчаса, выставив у электроподстанции вооруженный караул, Чижик прямо в кабинете выпил почти без закуски бутылку водки и сел у окна, глядя на чернеющие у пирса силуэты списанных атомных субмарин. Он прокручивал сотни вариантов того, как вывести в открытый океан хоть один из некогда мощных кораблей. Но то и дело приходилось фантазировать, потому что реального варианта в природе не существовало.

Внезапно в дверь постучали.

— Товарищ капитан-лейтенант, — услышал он взволнованный голос помощника дежурного. — К вам товарищ из самой Москвы! Аж из Государственной Думы!

Этого еще не хватало! Чижику надо было умыться, но негде, и он сделал единственно доступное — с силой провел руками по лицу, как бы стирая опьянение и отчаяние. Замок щелкнул. На пороге стоял московский друг Сергей Петрович — единственный человек, который принял за последние годы доброе участие в его судьбе. Больше того, который спас ему жизнь. Чижик по-мальчишески всхлипнул и совершенно неожиданно заплакал навзрыд.

* * *

Где решаются любые важные вопросы нашей жизни? В служебных кабинетах, кремлевских апартаментах, амфитеатрообразном зале Государственной Думы? Нет. Судьбы людей, принадлежность больших денег, направления внешней политики, вопросы жизни и смерти определяются за столом. Не полированным казенным, накрытым красной скатертью, а обеденным, уставленным выпивкой и закуской. Стол может стоять где угодно: в буфете Федерального Собрания, в сауне госдачи, в «люксе» «Президент-отеля», в притоне Марьиной Рощи и как угодно выглядеть: лобстеры, улитки, икра, миноги, запеченные поросята, «Абсолют», «Двин» и «Хванчкара» на хрустящей белоснежной скатерти или кильки в томате, горбушка хлеба и «Русская» на заляпанном известкой ящике в каком-нибудь кильдюме. Все зависит от возможностей и привычек, но различия по большому счету непринципиальны: человек размягчается, когда ест и пьет — именно этот нехитрый принцип служит стержнем деловых обедов. Правило не знает исключений. Даже самые демократические коллегиальные совещания — заседания Политбюро и воровские сходки — опирались на предварительно сформированное мнение группы паханов и фактически только узаконивали застольные решения.