Основания новой науки об общей природе наций - [2]

Парадокс «русского барокко» связан, ближайшим образом, с тем обстоятельством, что в России не было ни схоластики, ни Ренессанса: раннее Новое время началось здесь ex abrupto, вследствие чего значительная часть барочных категорий, унаследованных от более ранних интеллектуальных формаций, остались на российской почве лишенными контекста и непонятыми, а потому забытыми. Подлинные масштабы присутствия барочной учености в России XVII–XVIII вв. только начинают осознаваться. Так, совсем недавно было обнаружено, что в первой половине XVIII столетия на русский язык переводились Макиавелли, Дж. Ботеро, Гроций, Гоббс – словом, авторы, вхождение которых в русскую интеллектуальною традицию до сих пор датировались много более поздним временем. Однако переводы эти были пролежали в архивах почти три столетия, а авторы многих из них (например, небезызвестный Василий Тредьяковский, переводивший Самуэля Пуфендорфа) подвергнуты остракизму. На пространстве Slavia orthodoxa встречались и титаны-полигисторы, вполне сопоставимые если не с Вико, то с Афанасием Кирхером или Самуэлем Бошаром – вспомним хотя бы Димитрия Кантемира, друга Петра Великого, молдавского господаря и русского князя, оставившего сочинения по богословию, политике, истории, естественным наукам на пяти языках, включая арабский и турецкий. Но их наследие только начинает – и очень медленно – осваиваться в самые последние годы. Если в области литературы барокко, привитое, по слову В. Н. Топорова, к «российскому дичку», стало интегральной частью литературного процесса в России, то барочная схоластика, а равно и барочная политическая мысль не сумели пустить в отечественной культуре глубоких корней. Поэтому немногочисленные переводы памятников барочной интеллектуальной литературы – например, «Подзорная труба Аристотеля» Эммануэле Тезауро в исполнении Елены Костюкович – неизбежно имеют характер эксперимента. Столь же экспериментально и издание, которое держит в своих руках читатель: пусть же нижеследующий текст послужит ему психопомпом, путеводительствующим его по извилистым путям того барочного лабиринта, имя которому «Новая наука».

1

Джамбаттиста Вико родился 23 июня 1668 г. в семье книготорговца Антонио Вико (1638–1706) и Кандиды Мазулло (1633–1699). Джамбаттиста был шестым из восьмерых детей в семье. В детстве он отличался озорным нравом и непоседливостью, которые дорого ему стоили, – эпизодом неудачного падения в возрасте семи лет начинается «Жизнь Джамбаттисты Вико, написанная им самим» (Vita scritta da se medesimo, 1723–1728). Вопреки прогнозам медиков, из которых одни сочли травму смертельной, а другие пророчили мальчику с пробитым черепом существование слабоумного, Вико все-таки выздоровел. Правда, восстановление здоровья и сил отняло около трех лет, и характер у него, если верить его собственным наблюдениям, сильно переменился: появились меланхолия и склонность к размышлениям (сам Вико полагал, что эти свойства необходимо должны быть присущи человеку одаренному и глубокомысленному). Как бы то ни было, десяти лет он поступил в начальную школу и сразу же сделал такие успехи, что через два года смог уже посещать младший класс иезуитской коллегии при церкви Джезу Веккио. Проучившись один семестр, Вико бросил это заведение – отчасти из-за того, что уживчивость не была в числе его достоинств, а отчасти и потому, что его не прельщала перспектива во втором семестре повторять то, что он уже основательно изучил в первом. Юный Джамбаттиста оказался одним из редких студентов, способных учиться совершенно самостоятельно. Составляя автобиографию, он вспомнит, что его называли «эпикуровским словом “автодидаскал”, то есть учитель самого себя». С 1681 г. автодидактика становится для него главной формой приобретения каких бы то ни было знаний, так он проходит грамматику, затем приступает к логике. Спустя два года пытается вернуться в коллегию, целый год посещает лекции Джузеппе Риччи по философии, но снова возвращается к самостоятельным штудиям и читает на этот раз «Метафизические рассуждения» Франческо Суареса. Отец заставляет его взяться за юридические науки, и по нескольку месяцев он слушает лекции разных преподавателей по каноническому праву и даже состоит в учениках-ассистентах при известном в городе адвокате. В ранней юности (по одним свидетельствам – восемнадцати, по другим – шестнадцати лет от роду) Джамбаттисте выпадает случай применить приобретенные познания на практике: в присутствии членов неаполитанского Королевского Священного Совета он блестяще защищает собственного отца и выигрывает тяжбу, затеянную против Антонио Вико его коллегой и конкурентом Бартоломео Морески. Сходный опыт Вико придется повторить уже в зрелом возрасте: в 1724 г. он выступит в защиту своего зятя Антонио Сервилло, и ему удастся доказать, что документ, положенный в основу обвинения, сфальсифицирован нотариусом.

К концу 80-х г. относятся первые поэтические опыты Вико, о которых, кроме того, что он читал их знакомым, нам больше ничего не известно. Возможно, они были уничтожены рукой самого автора. В 1686 г. для Вико начинаются годы домашнего учительства. Епископ острова Искья Джеронимо Рокка рекомендует молодого эрудита в качестве педагога своему брату Доменико, отцу троих сыновей и прелестной дочери Джулии и владельцу замка в местечке Ватолла, что в окрестностях Неаполя. К Джулии Рокка Вико питает неразделенную любовь, плодом которой становится его первое опубликованное стихотворение – «Чувства разочарованного» (Affetti di un disperato, 1692); для Джулии несколькими годами позже он напишет эпиталаму – увы! – по случаю ее бракосочетания с Джулио Чезаре Меццакане, князем Оминьяно. Однако здравый смысл – важнейшая для Вико категория осмысления социального мира – никогда не покидает философа: в годы любовных разочарований он продолжает заниматься юриспруденцией и получает степень доктора обоих прав. В 1697 г. Вико пробует себя в чиновничьей должности – работает некоторое время секретарем неаполитанского муниципалитета, но это занятие не приносит ему удовлетворения. Выдержав конкурс, он получает преподавательское место на кафедре риторики в университете с годовым жалованьем в сто скудо. Упрочение финансового положения позволяет ему обзавестись семьей (его женой становится Тереза Катерина Дестито, которая подарит ему восьмерых детей, но так и не научится читать) и собственным жильем. Надо отметить, что квартирный вопрос в гильдии книгопродавцев в Неаполе XVIII столетия решался просто, но, с точки зрения нашего современника, уж слишком аскетически: обычно этим людям, не имевшим в собственности никаких других площадей, кроме торговых, по окончании рабочего дня служило местом ночлега пространство прямо под прилавком, на котором были разложены книги. Но Вико-отец, по всей видимости, был состоятельнее многих других книгопродавцев, потому что в детстве и юности Джамбаттиста жил в квартирке этажом выше отцовской лавки. Над лавкой, под окном жилища Вико на улице Сан Бьяджо деи Либраи, и сегодня можно видеть памятную дощечку, сообщающую об этом. На месте книжной лавки, правда, сейчас фастфуд: муниципальные власти не снисходят до того, чтобы выкупить эту двухэтажную каморку и превратить ее в мемориал философа. Чтобы посетить настоящий музей Вико, поклонник его учения должен проделать долгий и неудобный путь из Неаполя в В атоллу.