Основание - [41]

Наибольшие затруднения у Петрова вызывали формулы, зашифрованные с помощью намеков и аллюзий, которые могли быть известны только родственникам или близким знакомым владельца. Мне кажется, что Петров особенно был недоволен тем, что и само описание мираклоида было успешно скрыто от его понимания. Думаю, что если бы по описанию можно было понять, что этот рецепт для нас очень важен, Петров приложил бы все силы к расшифровке формулы. Но посудите сами, стоит ли, далеко не будучи уверенным в положительном результате, тратить силы на расшифровку секвенции под названием «Язык синего дракона возрождает дом Цу» (китайская формула, примерно девятого века) или «Теплый синий чулок достопочтенной тетушки Эльзы» (материал из Германии, предположительно XV век).

Зато столкнувшись с настоящими шифрами, когда с помощью того или иного метода кодировки прозрачная формула скрывалась от посторонних лиц, Петров радовался, как дитя – по его словам криптография, как серьезная наука, появилась лишь в начале двадцатого века, а древние шифры разнообразием не отличались.

Во время очередного ланча, когда в душе Петрова боролись удовлетворение от того, что он расколол скорлупу очередного крепкого орешка, с разочарованием тем, что внутри не оказалось ничего интересного, он вдруг решил познакомить меня с историей криптографии. Оказалось, что шифрование применялись уже в третьем веке до нашей эры. Принципом этой древней кодировки была замена одного алфавита на другой. Этот подход мне хорошо известен. Именно таким образом я начал переписываться на уроках со своим другом классе примерно в третьем. Я передавал ему записочку через соседние парты, а нескромные одноклассники пытались ее прочитать. Раскрыв записку, они видели загадочные иероглифы и, преисполнившись уважения, передавали записку дальше. Вскоре мода на секретные алфавиты охватила весь класс. Мне припоминается, что все алфавиты, по сути, были одноразовыми. Уже на следующий день шифровальные таблицы утеривались и бодро создавались новые. Увлечение продолжалось примерно одну четверть, после чего было благополучно забыто. Мода есть мода.

В мировой криптографии эта мода продержалась подольше – тысячу-другую лет, пока какая-то умная голова не сообразила, что не нужно придумывать специальный алфавит, а достаточно заменять одну букву своего собственного алфавита на другую. Шифр этот назывался «атбаш». С помощью такого шифра скрыта пара слов в книге пророка Иеремии. Я спросил у Петрова зачем, и он признался, что тоже не понимает.

Сам император Цезарь использовал похожий шифр для секретной переписки. Неудивительно, что формулы секвенций тех времен были зашифрованы подобным образом. В эпоху Возрождения начали применять шифрующие таблицы. Такие шифры, по словам Петрова, знающий человек разгадывает на раз. После этого, увлекшийся лектор начал меня знакомить с шифровальными трафаретами, отдельно упомянув решетку Кардано. Когда Петров перешел к описанию шифра Playfair, использовавшегося в Первую мировую войну, я не сдержался и зевнул. Петров немедленно отреагировал:

– Что, Траутман, скучно?

Я вынужден был признаться, что, когда речь заходит о математике в любых ее проявлениях, я абсолютно стекленею, и все силы вынужден тратить на то, чтобы не заснуть. Я постарался особо подчеркнуть, что личность лектора и степень моего уважения к нему не играют здесь никакой роли. И будь на месте Петрова (тут я призадумался, кого бы из уважаемых людей мне назвать) сам Эйнштейн, я так же позорно бы зевнул. Петров царственно принял мои извинения и предложил еще немного поработать.

В целом, от наблюдения за Робертом Карловичем и Петровым, у меня сложилось впечатление, что Роберт Карлович неустанно заготавливает патроны для нашего пулемета. Надежного пулемета, который будет косить врагов, что бы ни случилось. А Петров хочет изготовить атомную бомбу, чтобы разобраться с врагами раз и навсегда. Правда, с бомбой у него пока не очень получается. А еще мне пришло в голову, что Петров ищет какой-то конкретный рецепт, который обязательно должен оказаться среди вступительных взносов. Довольно скоро выяснится, что это моё предположение было верным.

Глава XI

Траутман ощущает грэйс, и охранники ловят подозрительную девушку. Пленница Ирина согласилась разговаривать с Траутманом и рассказала о смерти монад. Траутман сомневается в душевном здоровье девушки. Ирина безуспешно уговаривает Траутмана, чтобы он принес себя в жертву. Медведи начинают кровавый террор. Траутман делает вид, что приносит нерушимое обещание.

А сегодня воины петровы захватили языка. Дело было так. Среди ночи меня снова разбудил шалимар. Я тут же позвонил Роберту Карловичу, после чего, наш ночной дозор, и без того немаленький, был усилен отдыхающей сменой, и отправлен на поиски чего-нибудь необычного. Вскоре ребята, как говорят пожарные, обнаружили «задымление» в скверике, находящемся в сотне метров от банка. А прибыв «на место возгорания», обнаружили девицу, сидящую в окружении четырех чадящих треножников. Охранникам всё это показалось достаточно необычным, и они быстренько доставили все находки, включая девицу, в банк. К тому моменту, как я добрался до лаборатории, девушку разместили на стуле в середине помещения. Роберт Карлович сидел напротив нее и о чем-то пытался спросить, а огромный Петров ходил кругами, и щелкал костяшками пальцев. Отвратительная привычка, между прочим.