Основание Иерусалимского королевства. Главные этапы Первого крестового похода - [70]

Пока крестоносцы еще находились в Константинополе, император Алексей советовал им постараться хоть как-то договориться с правителями Египта Фатимидами. Фатимиды были непримиримыми врагами тюрок, терпимы к своим христианским подданным и всегда готовы к договору с христианскими державами. Скорее всего, крестоносцы не вняли его совету, однако в начале весны в лагерь под Антиохии прибыло египетское посольство, посланное аль-Афдалем, всемогущим визирем при мальчике-халифе аль-Мустали. Видимо, он предлагал поделить империю сельджуков: франки пусть возьмут себе Северную Сирию, а Египет — Палестину. Аль-Афдаль, конечно же, считал крестоносцев всего лишь наемниками императора и потому исходил из того, что такой раздел, учитывая состояние дел до тюркского нашествия, будет полностью приемлем. Западные сеньоры приняли послов радушно, хотя и не обещали им ничего конкретного. Египтяне пробыли в лагере несколько недель и вернулись домой в сопровождении небольшого посольства франков, нагруженные дарами, в основном из добычи, захваченной в сражении 6 марта. Переговоры научили крестоносцев, что можно извлечь неплохие преимущества благодаря интригам с мусульманскими державами. Когда они услышали о приготовлениях Кербоги, они на время позабыли о своих религиозных предубеждениях и послали к Дукаку Дамасскому, прося его хранить нейтралитет и убеждая, что не притязают на его владения. Дукак, который был злейшим врагом своего брата Ридвана Халебского и знал, что Ридван вновь занял нейтральную позицию, не уступил их просьбам[69].

В начале мая стало известно, что Кербога тронулся в путь. Помимо его собственных войск, солдат предоставили султаны Багдада и Персии, а также Ортокиды из Северной Месопотамии. К ним собирался примкнуть Дукак. Яги-Сиан в Антиохии еще держался, хотя и находился в крайне тяжелой ситуации. Среди крестоносцев росло напряжение. Они знали, что если им не удастся взять город, они будут раздавлены между гарнизоном и громадным полчищем, явившимся ему на подмогу. Император Алексей в то время вел кампанию в Малой Азии. Ему отправили отчаянную просьбу поспешить к ним на помощь. Боэмунд, твердо решив захватить Антиохию для себя, имел особые причины для беспокойства. Если император подойдет к Антиохии до ее падения или если Кербогу удастся разгромить только с помощью императора, тогда они будут обязаны возвратить город Византии. Большинство вождей были готовы отдать город Боэмунду, но Раймунд Тулузский, вероятно при поддержке епископа Пюиского, упорно не соглашался. Мотивы Раймунда не раз становились предметом споров историков. Он единственный среди самых высокопоставленных крестоносцев не был связан недвусмысленной присягой императору, однако из Константинополя он уехал в прекрасных отношениях с Алексеем, и он ненавидел и подозревал Боэмунда как своего главного соперника за руководство Крестовым походом; и они вместе с легатом могли полагать, что если уж присяга считается недействительной, то права на владение Антиохией должна иметь только церковь, представленная Адемаром. После споров и интриг крестоносцы пришли к компромиссу. Если войска Боэмунда первыми войдут в город, а император так и не подойдет, он получит Антиохию в свое распоряжение. Но Раймунд все равно продолжал роптать, а у Боэмунда были все причины радоваться.

Передышку крестоносцам дал Кербога своими неверными расчетами. Атабек не хотел наступать на Антиохию, пока в Эдессе оставалась армия франков, которая могла угрожать ему с правого фланга. Он не понимал, что Балдуин слишком слаб для наступательных действий и одновременно слишком силен у себя в мощной крепости, чтобы его можно было легко оттуда выбить. Последние три недели мая Кербога потратил на Эдессу, тщетно атакуя ее стены, а потом уже решил, что труды и потерянное время того не стоят.

В течение этих драгоценных трех недель Боэмунд упорно трудился. В какой-то момент он связался с одним из командиров тюрок в городе по имени Фируз. По-видимому, этот Фируз[70] был армянином, который обратился в ислам и дослужился до высокого положения при Яги-Сиане. Внешне лояльный, он завидовал своему господину, который недавно наказал его за то, что тот скопил у себя груды зерна, и поддерживал связь со своими бывшими единоверцами. Через них он договорился с Боэмундом и согласился выдать ему город. Уговор держали в строгом секрете. Боэмунд в него никого не посвящал. Вместо этого он публично подчеркивал лежащие впереди опасности, чтобы набить цену своему грядущему триумфу.

Его пропаганда оказалась даже слишком успешной. В конце мая Кербога прекратил бессмысленную осаду Эдессы и продолжил наступать. По мере его приближения по лагерю крестоносцев начала распространяться паника. Дезертиры стали бежать в таких количествах, что без толку было их останавливать. В конце концов 2 июня крупный контингент северных французов отправился в Александретту во главе с Этьеном Блуаским. Лишь за два месяца до того Этьен оптимистично писал жене из лагеря о трудностях осады, но рассказал и о триумфальной победе в битве 6 марта и подчеркнул свою важную роль в армии. Но сейчас, когда город еще не взят, а Кербога уже на подходе, ему казалось полным безумием дожидаться верной смерти. Он никогда не был великим воителем, но по крайней мере он сумеет уцелеть и поборется в другой раз. Из всех вождей крестоносцев Этьен больше всего восхищался императором. Скорее всего, Боэмунд улыбался, глядя, как он уходит, но не мог и представить себе, каким полезным окажется это бегство для исполнения его планов